Непревзойденные
Шрифт:
– У тебя остались какие-либо воспоминания о твоем отце?
Дарья: Да. У меня есть фотографии. И то, что все мне о нем рассказывают. Мне говорят, что я такая же, как он, что все делаю так же, как он, что говорю, как он, и улыбаюсь, как он, и вообще просто на него похожа. Его фотографии заставляют меня вспоминать.
– А когда тебе рассказали, что твой папа умер?
Дарья: Я не очень помню. Мне было 3 года. Меня привели к психологу, который объяснил, что случилось. Я была в России, когда он умер, и я там оставалась. Они вернулись, и похороны были в России. Все это мне рассказали, но я не помню, потому что мне было всего 3 года.
– А когда ты росла, были периоды печали?
Дарья: Я никогда
– А чем ты еще занимаешься, кроме лакросса?
Дарья: Мне нравится создавать вещи. Я – плохой художник, но у меня есть хорошие идеи, которые я хочу выразить на бумаге. Я хочу взять класс керамики. Сейчас я беру класс изобразительного искусства. С тех пор как я сюда переехала, у меня начался период поиска и открытия того, что мне нравится. Раньше все крутилось вокруг школы, фигурного катания, дома и сна. Каждый день все было одно и то же. А теперь у меня появилась возможность начать что-то новое, пробовать другие занятия, и это здорово. Поэтому я и выбрала уйти из фигурного катания и попробовать что-нибудь новое.
– И никаких сожалений?
Дарья: Иногда я думаю об этом, представляю, что бы было, если бы я продолжала кататься. Если бы знать, стала бы я хорошей фигуристкой или просто бросила бы, но позже, или вообще если бы травмировала себя. Эти мысли, наверное, навсегда останутся: не сделала ли я неправильный выбор. Но нельзя оставаться в прошлом, нужно двигаться дальше и надеяться, что будет что-то лучшее, и бороться за это.
– А с мамой вы ладите?
Дарья: Да. Очень хорошо ладим, особенно последнее время. У меня с мамой очень хорошие отношения. Мы очень хорошо понимаем друг друга. Мне очень повезло, что она такая молодая (38), потому что она фактически понимает, через что я прохожу. У нас никогда не было отношений типа «ты наказана». Всегда было: «Почему ты так поступила? Пойми, что ты делаешь». Она никогда не ругает меня. Она на все смотрит через перспективу жизни, так намного проще.
– Было бы справедливым сказать, что она – образец для подражания?
Дарья: Моя мама прошла через абсурдное количество событий в своей жизни. Я ее очень уважаю. Она через многое прошла. Она очень интенсивно тренировалась с 11-летнего возраста. Ее жизнь очень отличается от чьей-либо. Я очень ее уважаю за то, что она продолжала заниматься. Она до сих пор катается, а ей 38 лет. Сейчас она могла бы заниматься чем угодно. Она очень трудолюбива и знает, чего хочет. Я горжусь тем, что моя мама – моя мама…»
Блистательный Женя
Евгений Плющенко
Чемпион зимних Олимпийских игр (2006, Турин)
Евгений Плющенко родился на знаменитой Байкало-Амурской магистрали (БАМ), куда его родители приехали в начале 80-х в качестве строителей. Они поселились в поселке Ургал Хабаровского края, где 3 ноября 1982 года (в роддоме поселка Джамку Солнечного района) у них и родился мальчик, которого они назвали Евгением и которому в недалеком будущем, но уже совершенно в другой стране суждено будет прославить отечественное фигурное катание. Правда, на момент рождения мальчика вряд ли кто мог подозревать, что его ждет столь блестящее будущее.
Родители новорожденного жили в деревянном строительном вагончике, где не было даже телевизора. Более того, помимо семьи Плющенко в этом же вагончике проживало еще несколько семей. Короче, условия были более чем спартанские. А тут еще и климат оказался суровым для Евгения – он часто болел. Причем в год и три месяца – очень сильно. Простыл в яслях. И почти три месяца пролежал в больнице с двусторонним воспалением легких. Лекарства не помогали. После этого родители решили лечить сына воздухом и спортом. Поставили на лыжи, купили велосипед. Соорудили дома уголок с лестницей, перекладиной, качелями.
И все же в 1985 году родители будущего фигуриста решили не искушать судьбу и покинули БАМ, перебравшись жить в Волгоград. Именно там в жизнь Евгения и вошло фигурное катание. Причем вошло совершенно случайно. Как-то вместе с мамой, Татьяной Васильевной, они гуляли в парке и встретили знакомую, которая стала сетовать на свою дочку – дескать, та отказывается кататься на коньках. «Не знаю, что с ними делать – и оставить не могу, и выбрасывать жалко, – сообщила знакомая. После чего неожиданно предложила: – Может, вашему сыну пригодятся?» Мама Евгения согласилась, и в итоге коньки перекочевали к ним. И уже на следующий день – 25 февраля 1987 года – они пошли записываться в секцию фигурного катания. Его первым тренером там стала Татьяна Николаевна Скала. По словам Евгения:
«Татьяна Николаевна Скала – очень хороший тренер. На льду заменяла мне маму – целовала, обнимала – очень добрый тренер. Она выпускница Ленинградского института физкультуры имени Лесгафта, так что у меня в фигурном катании петербургские корни…»
Кстати, когда отец Евгения узнал о том, в какую секцию записался его сын, какое-то время над ним подтрунивал: дескать, девчоночий вид, иди лучше в футбол. Но мама сына всячески поддерживала.
Минуло всего три месяца после поступления Евгения в секцию, как он уже дорос до того, чтобы участвовать в своих первых соревнованиях. И там произвел маленький фурор – из 15 участников он сумел стать 7-м, причем все его соперники были на два-три года старше его. Этот успех вывел Плющенко в разряд самых перспективных юных фигуристов. В 1990 году его тренером стал Михаил Хрисантьевич Маковеев. Под его началом Евгений освоил все тройные прыжки (в том числе тройной аксель). Впрочем, в их отношениях был эпизод, который едва не поставил крест на карьере юного фигуриста.
Вспоминает Е. Плющенко: «В Волгограде, когда мне было лет девять, я встал на непривычные для себя ботинки «Вифо», и они оказались очень жесткими. До этого катался на чешских «Ботас» – они помягче, поудобнее. Мой тогдашний тренер Михаил Маковеев (он, между прочим, был тренером по штанге) стал заставлять меня сразу же выполнять прыжки. В новых ботинках, понятно, ноги я себе натер до кровавых мозолей. Какие прыжки?! Ходить было невозможно! Михаил Константинович кричал на меня, чуть ли не матерился, требовал, чтобы я все равно прыгал. Ничего не оставалось, как положить ему эти ботинки на стол и сказать, что все – больше кататься не буду. В ответ же услышал: «Иди отсюда!..» Затем спокойно пришел домой – собралась вся наша семья, стали думать, что мне делать. Я говорил: «Уйду в карате, уйду в футбол…» Неделю в итоге не катался. А потом мне позвонил тренер, сказал, что он был не прав, и попросил вернуться… И сейчас не жалею, что не ушел ни в карате, ни в футбол…»
Между тем в 1993 году Ледовую арену, где тренировался Евгений, закрыли ввиду ее переориентации – ее площади решили использовать под рынок. Это было время «лихих 90-х», период «шоковой терапии», когда большинство россиян буквально с трудом сводили концы с концами. Поэтому поддерживать детские секции было некому – этим не занимались ни государство, ни меценаты, которые только начали «нагуливать жирок». Многочисленные дворцы спорта, которые раньше, при СССР, функционировали как спортивные сооружения, в новых условиях были превращены в торговые площадки по продаже дешевого ширпотреба. Бывшая «страна героев» при Б. Ельцине превратилась в «страну торгашей».