Непристойная страсть

Маккалоу Колин

– Разумеется, сэр, – невозмутимо согласилась она.

Все, он уже сыт по горло, учитывая, какую ночь он провел.

– Преступления как будто здесь нет, – утомленно проговорил полковник. – Надо думать, сержанту Уилсону повезло, что у него железное алиби, да еще подкрепленное заявлением такой персоны, как вы. Тем не менее я воздержусь от каких бы то ни было решений до тех пор, пока труп не осмотрит полиция. Если они придут к выводу, что оснований подозревать преступные деяния нет, то думаю, они ограничатся формальным расследованием. Однако решать все будет полковник Сет. Я предполагаю уведомить его немедленно. – Он вздохнул и долго искоса смотрел на нее. –

Да, в самом деле, как удачлив оказался юный сержант Уилсон! Право же, было бы чудесно, если бы сестры всех моих отделений так пеклись о благополучии больных.

Сестра Лэнгтри остановилась сразу же за жестяной занавеской, размышляя, почему все так устроено на свете, что есть люди, которых другим хочется непременно обидеть, но эти же самые другие удивляются, когда получают в ответ то же. Именно такие отношения установились между ней и полковником Чинстрэпом. С первой же их встречи они примеривались друг к другу, и все это время между ними шла борьба, кто ударит больней. Вот и теперь, следуя установившейся традиции, она не собиралась проявлять благожелательность и дать ему так просто уйти после его язвительных замечаний по поводу Майкла.

И она произнесла шелковым голоском:

– Я думаю попросить мужчин воздержаться от дальнейших разглагольствований по поводу их алкогольных возлияний, как вы думаете, сэр? Я действительно не понимаю, зачем нужно вообще упоминать об этом, раз уж полиция сочтет, что смерть сержанта Даггетта, без сомнения, самоубийство.

Полковника передернуло. С какой бы радостью он отдал все, что у него есть, только бы швырнуть ей в улыбающуюся физиономию, что пусть она хоть всем на свете, черт возьми, расскажет, как он дал виски психам! Но он прекрасно понимал, что не может это сделать. Так что он просто сухо кивнул.

– Как считаете нужным, сестра. Разумеется, я не упомяну об этом.

– Вы еще не встречались с сержантом Уилсоном, сэр. Когда я уходила, он еще спал, но с ним все в порядке. Вполне готов поговорить с вами, я в этом уверена. Я пройду вместе с вами в корпус прямо сейчас. Я хотела поместить его в одну из свободных комнат, рядом с моей собственной, но они все были закрыты. Впрочем, оказалось, что это только к лучшему, не правда ли? Так что я вынуждена была оставить его у себя, так сказать, под непосредственным присмотром. Очень неудобно, поскольку там только одна узенькая кровать, но что поделаешь.

«Сука, проклятая сука! Если рядовой Джонс – потенциальный Пастер, то она – настоящий потенциальный Гитлер». Но он не мог не признать, что даже в лучшие времена сестра Лэнгтри побивала его в словесных стычках. Слишком он устал, а уж это событие и вовсе сбивает с ног.

– Я встречусь с сержантом Уилсоном попозже. Всего доброго.

Глава 3

Сестра Лэнгтри подождала, пока полковник удалился на достаточное расстояние по направлению к дому, а затем спустилась по ступенькам вниз и пошла по дорожке к своему корпусу.

Если бы только события происходили так, чтобы потом было время все обдумать! К несчастью, так не бывает, и единственное, что ей остается, это держать темп и успеть первой. Она не верила ни одному слову полковника. Мчится сейчас в свою конуру, как таракан, а затем поскорее к старшей, чтобы она сделала за него грязную работу – отправилась к ней в комнату. Вот это будет как раз в его духе. Следовательно, Майкла нужно срочно увести. Но как же ей необходимо сейчас время, несколько драгоценных часов, чтобы подыскать нужные слова, обдумать и найти выход. Несколько драгоценных часов… Да тут и

дней не хватит!

Дух разрушения носится в воздухе. Циники, конечно, приписали бы это приближающемуся сезону дождей, но сестра Лэнгтри знала, что муссон здесь ни при чем. Что-то создается само по себе, а затем рушится до основания в одно мгновение, и становится ясно, что на самом деле ничего и не было. Так произошло с ней и Майклом. Как она могла надеяться на что-то серьезное и длительное, если все основывалось на совершенно искусственной ситуации? Разве не потому она отказалась от дальнейшего развития отношений с Нейлом Паркинсоном? Когда доходит до постели, человек обычно если и не знает, с кем он имеет дело, то, по крайней мере, думает, что знает. Но Майкл ничего толком не мог знать об Онор Лэнгтри; что бы он ни думал, все было лишь иллюзией, плодом его воображения. Единственное реальное знание о ней было то, что она – сестра Лэнгтри. С Нейлом ей все-таки хватило здравого смысла понять это и сдержать свои чувства до тех пор, пока оба они не вернутся в естественную среду обитания, до тех пор, пока у него не появится возможность встречаться с Онор Лэнгтри, а не с сестрой Лэнгтри. Но с Майклом… с Майклом не было ни раздумий, ни здравого смысла, ничего, кроме страстного стремления найти любовь – с ним, здесь и сейчас и наплевать на последствия. Как если бы в самой глубине души, подсознательно, она знала, насколько все бесплотно, насколько нежизнеспособно.

Много лет назад, когда она училась на подготовительных курсах при сиднейской больнице, одна из сестер прочитала им лекцию об эмоциональных опасностях, связанных с работой медицинской сестры. Онор Лэнгтри была на этой лекции. «Среди прочего, – говорила лекторша, – для медсестры существует опасность влюбиться в больного. Но уж если вам так хочется, – сказала она, – то пусть это будет больной с острым заболеванием. И ни в коем случае не хронический. Любовь может продолжаться и оказаться прочной при остром воспалении брюшной полости или переломе бедра. Но любовь к припадочному, паралитику или туберкулезнику, – вещал этот размеренный голос, – не будет жизнеспособным предприятием». Жизнеспособное предприятие. Эти слова она никогда не забудет.

Не то чтобы Майкл был болен. И во всяком случае уж не хронически. Но встретились они в условиях длительной ситуации «больной – медсестра», окрашенной мрачными тонами, свойственными жизни в отделении «Икс». И даже если предположить, что на него не повлияла нездоровая атмосфера отделения, но на нее-то она, безусловно, подействовала. Ее первейший и единственный долг состоял в том, что она должна была воспринимать Майкла как больного отделения «Икс» – и только. С Нейлом Паркинсоном ей это удалось, но Нейла она не любила, так что долг благополучно возобладал над чувствами и все шло своим чередом.

И вот теперь она оказалась между двух огней, между любовью и долгом, и то и другое по отношению к одному человеку. К одному больному. Ее работа требовала относиться к нему как к больному. И неважно, что он не подходит под это определение. Речь идет о ее долге, всегда и только о долге. И никакая любовь на свете не в силах изменить то, что стало ее второй натурой за многие-многие годы.

«Так какой же огонь мне потушить: любовь или долг? – спрашивала она себя, медленно, куда медленнее, чем обычно, поднимаясь по ступенькам на веранду, чтобы войти наконец в свою комнату. – Оставаться мне его возлюбленной или продолжать быть сторожем и нянькой? Кто же он? Мой любовник или мой больной?» Внезапный порыв ветра приподнял край ее косынки, и она затрепетала над шеей.