Непристойное предложение

Гир Керстин

– Ах так? А что с ними? – Я указала рукой на стариков. – Ты собираешься засадить нас всех в тюрьму?

– Но кто-то же должен покупать у нас этот товар, – сказала Эвелин. – А они единственные из тех, кого я знаю, у кого достаточно денег на такую покупку.

– Кто здесь говорит о тюрьме! Мы интересуемся данным продуктом чисто с научной точки зрения, – возразил Шерер.

А доктор Бернер добавил:

– Наше поколение вообще ни о чем подобном не знало.

– Не хватало еще, чтобы мы раскрыли и себя, и вас. Мы всегда чисто делаем свою работу, –

сказал Хуберт.

– О чем здесь вообще идет речь? – спросил Оливер. В этот момент он казался очень похож на Фрица.

Мне даже страшно стало.

– Ни о чем таком, что могло бы тебя заинтересовать, – сказала Эвелин.

– Слушай, Эвелин, прекращай этот спектакль, – сердито проговорила я. – Если речь уже не идет о тюрьме, то Оливеру тоже не помешает знать об этом.

Эвелин пожала плечами:

– Если ты так считаешь… Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Я внимательно посмотрела на Оливера. Он снова поднял высоко брови, как бывало всегда, когда он пытался вникнуть в суть какого-нибудь нового для себя дела.

– Эвелин решила посвятить появившееся у нее свободное время делу садоводства и цветоводства, – принялась объяснять я. – И в определенном смысле преуспела в этом. Она сумела вырастить несколько килограммов отборной cannabis.

– Семь к-к-килограммов, если быть совсем точным, – уточнил господин Кабульке. – И высочайшего качества. По содержанию в нем ТНС качество просто уникальное.

– Что, простите? – Оливер совершенно несправедливо одарил меня немыслимо строгим взглядом. – Я правильно понял? Вы здесь поставили на широкую ногу производство наркотиков?

Я подавленно кивнула.

– Оливия! Но этого я от тебя вовсе не ожидал! – сказал Оливер.

– А разве это запрещено? – спросил господин Кабульке.

Эвелин закатила глаза.

– Конечно, запрещено, господин Кабульке, – сокрушенно проговорила я. – А как вы думали?

– Но мы же теперь в ЕС, – заметил господин Кабульке, и никто так и не понял, что он подразумевал под этим.

– Это не только незаконно, – продолжал читать нотации Оливер. – Гашиш – это так называемый легкий наркотик, но дети, как правило, начинают именно с него. А затем переходят на более сильные.

– Я знала, почему тебе нельзя об этом говорить, – сказал Эвелин. – Ты моралист. Апостол.

– Это была идея Эвелин, – жалобно произнесла я.

– Конечно, – сказал Оливер еще более неодобрительно.

– И за это м-м-могут привлечь? – поинтересовался господин Кабульке.

– Еще как, – ответил Оливер. – За то количество, что вы здесь вырастили, вы сможете провести в тюрьме остаток своей жизни.

– Да не будьте же вы так строги, Оливер, – вмешался в разговор Шерер. – Вы сами во время учебы разок-другой забили косячок и покурили его на переменке. Но мы как раз совершенно другое поколение. Когда учились мы, нам доставляло кайф одно только сознание того, что сегодня или завтра можно будет досыта наесться. И совершенно понятно, что потребности в отношении наркотиков у нас были совершенно иные.

– Но пожалуйста,

не выдавайте нас вашему отцу. Он, к сожалению или к счастью, не имеет истинного представления о такой тяжелой юности, – сказал доктор Бернер.

– Как и его сын, – пробубнил Хуберт.

– Вот моя старуха обалдеет от удивления, когда узнает, что я на старости лет ступил на криминальную тропу, – расстроенно произнес господин Кабульке. – Но уж точно перестанет жаловаться на то, что я последние сорок лет веду такую скучную жизнь.

– Так-так, Эвелин, – сказал Оливер. – Значит, ты снова покуриваешь травку? Или теперь речь идет лишь о деньгах? Но меня, во всяком случае, не надо убеждать в том, что интерес к этим цветочкам у тебя чисто ботанический. И повышенный спрос на материал для научных исследований – для меня тоже не аргумент, – И, повернувшись к старикам, чеканя каждое слово, добавил: – Моя жена во время учебы в университете не случайно имела прозвище Потти! [20]

20

Potty – чокнутая (англ.)

– Потти! – воскликнул Шерер и закатился таким приступом хохота, словно уже успел курнуть приличную дозу травки.

– Вот именно, Потти, – совершенно серьезно повторил Оливер. – Как идут дела? Ты вырастила это для собственного употребления, Потти?

– Уже хорошо, ты, филистер. – Эвелин, улыбаясь, повернулась к старикам. – Можно подумать, что с тех пор, как он перестал быть Шитти, [21] прошел не один световой год.

21

Shitty – чертенок (англ.).

У Шерера начался новый приступ хохота. Остальные тоже заулыбались. Только я смотрела на Оливера и Эвелин с открытым ртом. Это было нечто абсолютно неожиданное.

– Только я давно вышел из того возраста, – сказал Оливер. – Сегодня я уже взрослый человек и хорошо знаю, что несу ответственность перед остальным миром за определенные поступки.

– Шитти и Потти, – прохрипел Шерер, задыхаясь от хохота. – Потти и Шитти! Я давно так душевно не смеялся!

– Я тоже вышла из того возраста, – произнесла Эвелин, обращаясь к Оливеру. – И я к тому же, кажется, беременна.

– Что?! – закричал Оливер.

– Что?! – закричали хором старики и я.

– Сердечные поздравления, – сказал господин Кабульке.

– Потти беременна от Шитти, Потти беременна от Шитти, – пропел Шерер и схватился руками за живот от смеха.

– Кажется, – еще раз уточнила Эвелин.

– Ну, пора, пора, – вставил доктор Бернер. – Так часто встречаться в отеле, как это делали вы…

– А та книжка, которую я вам дал, она ведь и вправду хороша, – сказал Хуберт. – Мы с моей женой частенько заглядывали в нее.