Непристойное предложение
Шрифт:
Я опустила голову.
– Я так мерзко чувствовала себя из-за своего отношения к тебе, – сказала я. – Сначала я подозревала, что у тебя роман со Штефаном, а потом увела твоего мужа.
– Нет-нет, душа моя, – сказала Эвелин. – Не хочу тебя обижать, но тебе бы это никогда не удалось. Наша любовь с Оливером закончилась задолго до того. А теперь будь любезна помочись на эту полосочку, чтобы мы наконец всё узнали.
Я взяла пакетик с тестом в руки.
– Ты не могла бы выйти?
Эвелин выпучила
– Пожалуйста, Эвелин, иначе я не смогу.
Эвелин нетерпеливо ждала за дверью. Затем мы вместе жадно уставились на индикатор.
– Одно деление – не беременна, два деления – бинго! – сказала Эвелин. – А от Штефана это не может быть?
Я покачала головой:
– Нет, мы с мая не спали друг с другом. Но как это могло произойти с Оливером?
Второе деление стало розовым вслед за первым.
– Непостижимо, – сказала Эвелин. – Мы пытались добиться этого годами, а тут один раз – и все. – Она взяла меня за локоть. – Тебе нехорошо?
– И все, – словно эхо повторила я.
Деления на тесте все показывали очень четко. Я снова опустилась на бортик ванны.
– Тебе придется объясниться с Оливером, – сказала Эвелин.
– Я не хочу детей, – сказала я. – Не хочу, чтобы они однажды остались одни и спрашивали, почему у других детей есть матери, а у них нет.
– Почему ты ноешь?
– Мне сейчас не поднять ребенка, – всхлипывала я.
– Послушай, Оливия, у меня есть первоклассный психиатр. Ты обязательно должна разобрать с ним свою детскую психическую травму. И лишиться этого комплекса приемного ребенка.
– Откуда ты и это знаешь?
– От Оливера, конечно.
– Если он и дальше будет все тебе обо мне рассказывать, то нам следует забыть о нем прямо сейчас.
– Не беспокойся, – улыбнулась Эвелин. – В принципе он по натуре довольно скрытный человек. Кроме того, я не собираюсь дальше находиться поблизости, чтобы выслушивать все это. Я буду искать работу за границей. Но я могла бы стать вашему ребенку крестной мамой. При условии, что вы не назовете малышку Эвелин.
– Вот уж едва ли, – сказала я. – Что, ты думаешь, скажет Оливер?
– Он будет рад, – без тени сомнения сказала Эвелин. – В конце концов, он получит теперь не только женщину своей мечты, но и ребенка своей мечты в придачу. Бог мой, ведь этот ребенок наверняка будет таким же кучерявым! – Она посмотрела на часы. – Пойдем посмотрим, что там с нашей кривоножкой. Теперь она либо обопьется, либо у нее появится зверский аппетит. Я испекла торт, и у тебя будет возможность насладиться зрелищем неслыханного обжорства твоей разлучницы. Ты понаблюдаешь за тем, как она будет запихивать в себя целый торт. За десять минут столько же калорий, сколько за десять месяцев.
– Эвелин…
– Да?
– Прости. Я была к тебе несправедлива.
–
Я не нашла в себе сил сказать Оливеру о своей беременности сразу. И я не была подобно Эвелин уверена, что это его обрадует. И то, что я сделаю достоянием гласности, что люблю его. Я и себе-то не могла до конца признаться, что это так. А после истории с Петрой (которая, кстати, съела тот торт до последней крошки) иногда вообще приходило ощущение, что я тогда нашла себе утешение в его лице.
Эвелин спрашивала меня каждый день, сообщила ли я Оливеру новость, и я каждый день отвечала ей:
– Нет, пока нет. Вчера как-то не было подходящего момента.
Эвелин только вздыхала и говорила:
– Ну-ну, рано или поздно он сам все увидит.
Но я и сама не хотела оттягивать объяснение до того момента. Каждый раз, глядя на Оливера со стороны, я ловила себя на том, что необыкновенное теплое чувство начинает подниматься у меня внутри. И если было правдой то, что сказала Эвелин, он был влюблен в меня. В меня, Оливию-Блуменкёльхен. Это было замечательное ощущение. Потому что я тоже любила его, Оливера Гертнера – лучшего интервьюера всех окрестных пожарных.
И я была беременна. К этому состоянию я только начинала привыкать. Я глотала витамины и ловила себя на мысли, что уже придумываю малышу имя. Наконец я пошла к гинекологу и сделала первый ультразвук. И когда увидела, как уже бьется сердце моего малыша, половина моего страха исчезла сама собой.
Штефан был убежден, что получит новую работу в Чикаго. Беседа с работодателем, к его радости, прошла весьма обнадеживающе.
– Это очень хорошо, что я все время старался поддерживать свои знания, – сказал он мне. – И мой английский все еще превосходен.
– Замечательно, – заметила я. – Когда же все решится?
– В ноябре. Если я получу это место, – проговорил Штефан и засмеялся. – Но я думаю, что ты уже можешь начинать паковать вещи.
– Почему же я?
Штефан наморщил лоб.
– Я тебе, конечно, помогу. Я же не сказал, что ты должна паковать одна.
– Я ничего не буду паковать, – ответила я. – Штефан, я не знаю, что ты там думаешь. Но я не буду продавать питомник и не поеду с тобой.
– Олли, пожалуйста, не возвращайся к этой теме! По-другому не будет, и на этом – баста! – Штефан выглядел раздраженным.
Но меня это не смутило.
– Будет именно по-другому. Ты поедешь в Чикаго или куда там еще один, а я останусь здесь.
– Но это будет означать конец наших с тобой отношений. – Это должно было звучать как угроза мне.
– Именно это я и имею в виду. Ты что, все еще веришь, что я захочу продолжать с тобой отношения?
Теперь Штефан выглядел действительно взбешенным.