Неприятность
Шрифт:
– Романтично.
– Мне тоже так видится.
Шацкий закурил новую сигарету.
– Могу ли я после такого всплеска осуждать её увлечение?
По тропинке, от пруда возвращались Инга (дочь Шацких) и Серёжа (её жених). Так получалось, что солнце
– Вот это я понимаю – любовь, – одобрил Толстой. – Молодые, юные, непорочные… плодитесь и размножайтесь, и всё такое прочее… безо всяких гробов и паскудных опилок.
Тут же, без малейшего перехода доктор спросил, может ли он остаться на ночь:
– Выпил лишнего, – так он оправдал свою просьбу. – Предстоит выпить ещё больше. Но вы не волнуйтесь, пьяный я душка. Худшее, что вы можете ожидать, я стану обниматься, полезу целовать дамам руки и начну убеждать, что вы величайшего ума человек.
– Ах, доктор, могу ли я вам отказать? Имею ли я право? Скажите, а почему так давит сердце? – Шацкий повёл рукою по груди, касаясь левой стороны. – Томление неприятное и вялость мыслей.
– Будет гроза, – уверил Толстой, – по всем приметам судя. Ветер притих, парит, стрижи жмутся к деревьям. Будет гроза, притом вскорости. Ишь как Харон ваш оживился.
Мужчины опять поворотились и взглянули на поляну. Шацкая требовала раскачивать её сильнее, Георг толкал
Час с небольшим спустя, небо заволокло тучами, доктор задремал, положив голову на стол и свесив руки к земле (он сделался похож на усталого интеллигентного орангутанга в мятом костюме). На траву упали первые капли. Толстого пришлось поднимать и вести в гостевую комнату; он, как и обещал, улыбался (трансформируя лицо в масляный блин), бубнил комплименты и пускал слюни.
Ужин отложили, а потом и вовсе отменили. Афина Генриховна отправилась вместе с Ломовым "за приключением" в деревню, в деревенский магазин, Шацкий перебил аппетит чаем с крекерами. Инга и Серёжа… молодым и вовсе было не до еды. Они потребовали фруктов и заперлись в своей комнате. Надежда Львовна выполнила просьбу, но злопамятно покачала головой. Обещала отомстить за хамское поведение дурно сваренной овсянкой. Завтра же.
…однако дождь пошел только ночью. Около двух. Часы только что пробили, Шацкий проснулся, подумал, что нужно вынести часы из дому: "к черту на кулички эту пожарную каланчу; в сарай или в погреб – куда угодно", и тут же небо хрустнуло, словно пережаренная хлебная корка, ударило сильно и сухо (кажется, молния угодила в дерево), гром раздался через мгновение, а ещё через несколько секунд опустилась стена дождя.
Конец ознакомительного фрагмента.