Неприятности в клубе «Беллона»
Шрифт:
— И — ох, Боже мой! — еще одно. Нужно добраться до майора Фентимана еще и для того, чтобы отменить эксгумацию.
— Ох, Господи! — да, конечно! Как неловко все вышло. А сами вы ничего поделать не можете?
— Боюсь, что нет. Майор Фентиман, как душеприказчик, запросил ордер, и, право же, не знаю, что я тут могу предпринять без его подписи. Министерство внутренних дел вряд ли…
— Да, я прекрасно понимаю, что с министерством иностранных дел шутки плохи. Ну да ладно, пустяки. Роберт с самого начала не одобрял этой мысли насчет вытаскивания покойничка на свет Божий. Как только мы узнаем адрес майора, он будет только счастлив прислать вам письменное распоряжение насчет отмены. Уж положитесь на меня. В конце концов, даже если в
Мистер Мерблз неуверенно кивнул.
— Ну, так я порастрясу-ка я старые кости, — весело объявил Уимзи, отбрасывая одеяло и вскакивая на ноги, — и прогуляюсь-ка в Город Огней. С вашего позволения, сэр, я вас на минуточку оставлю? Ванна ждет. Бантер, упакуйте чемодан: вы едете со мною в Париж.
По здравом размышлении Уимзи отложил отъезд на день, в надежде, как объяснил он сам, получить весточку от детектива. Однако, не дождавшись ни письма, ни звонка, ринулся в погоню, распорядившись в головном офисе «Детектив Инкорпорейтид», чтобы всю полученную на его имя информацию пересылали в отель «Мерис». Следующим от него известием стала открытка для мистера Мерблза, написанная в купе железнодорожного экспресса «Париж-Лион-Средиземноморье». Послание было предельно лаконичным: «Объект едет в Рим. Мчусь вдогонку». На следующий день из-за границы прибыла телеграмма: «Путь лежит в Сицилию. Слабею, но не сдаюсь. П.У.».
В ответ мистер Мерблз протелеграфировал: «Эксгумация назначена на послезавтра. Пожалуйста, поторопитесь».
Уимзи не задержался с ответом. «Возвращаюсь на эксгумацию. П.У.».
Его светлость вернулся один.
— Где же Роберт Фентиман? — взволнованно осведомился мистер Мерблз.
Уимзи устало усмехнулся. Его спутанные кудри увлажнила испарина, а лицо осунулось и побледнело от бессонных ночей: лорд Питер находился в дороге по двадцать четыре часа в сутки.
— Сдается мне, что мистер Оливер опять взялся за старые штучки, слабым голосом отозвался он.
— Опять?! — в ужасе воскликнул мистер Мерблз. — Но ведь письмо от вашего детектива было подлинным, разве нет?
— О да, вполне подлинным. Но даже детектива возможно подкупить. Как бы то ни было, от наших друзей по-прежнему — ни слуху ни духу. Они всегда оказывались чуть впереди. Ну, прямо как Святой Грааль. Днем — мерк, в ночи — сиял кроваво-алым, над почерневшей пустошью скользя… словом, неуловимая штуковина. Ну-с, к чему мы пришли? Когда у нас церемония? Без излишней помпы, я надеюсь? Никаких цветов?
«Церемония», как это обычно бывает в подобных случаях, состоялась под деликатным покровом темноты. Джордж Фентиман, представляющий семью в отсутствие Роберта, был мрачен, подавлен, и заметно нервничал. Невеликое удовольствие — присутствовать при погребении друзей и родственников, среди гротескной пышности похоронных дрог, черных коней и венков и подобающих случаю псалмов, «великолепно» исполненных щедро оплаченными певчими, но, как раздраженно заметил Джордж, те, кто ворчат по поводу похорон, просто не ценят своего счастья. Глухой стук комьев земли о крышку гроба, безусловно, наводит тоску, но это — музыка в сравнении с шорохом гравия и ударами лопат, возвещающих преждевременное, кощунственное явление из гроба, в обволакивающих парах формалина, без благословения церкви.
Доктор Пенберти тоже с головой ушел в свои мысли; похоже, ему не терпелось покончить с досадным делом. Он проделал весь путь до кладбища, забившись в самый дальний угол вместительного лимузина и обсуждал аномалии щитовидки с доктором Хорнером, ассистентом сэра Джеймса Лаббока, приехавшим помочь со вскрытием. Мистер Мерблз, как и следовало ожидать, Уимзи разбирал накопившуюся корреспонденцию. Из всей стопки только одно-единственное письмо, — от Марджори Фелпс, — имело отношение к делу Фентимана. Говорилось в нем следующее:
«Если хотите познакомиться с Анной Дорланд, как насчет того, чтобы в среду заглянуть на „вечер“ к Рашвортам? Скука будет смертная; новый приятель Наоми Рашворт собирается прочесть доклад о железах внутренней секреции; а кому про них ведомо? Однако же, похоже на то, что железы внутренней секреции вот-вот войдут в моду, — страшно прогрессивная штука, куда уж там витаминам! — так что Рашворты просто спят и видят эти самые железы — в социальном смысле, я имею в виду. Анна Д. непременно будет; я вам рассказывала, что девица сильно проникнута к этой оздоровительной бредятине, или как ее там; так что вы уж приходите. Составите мне компанию, в конце концов! Я-то не пойти не могу; мы с Наоми вроде как подруги. Кроме того, говорят, что, уж если рисуешь или лепишь из глины, так надо знать железы как свои пять пальцев; они, якобы, увеличивают челюсть, и меняют выражение лица, и чего только не делают! Умоляю, приходите; а то на меня точно повесят какого-нибудь жуткого зануду, и придется выслушивать восторги Наоми на его счет; воображаете, какой ужас?»
Уимзи дал себе слово непременно побывать на развеселой вечеринке, и, оглянувшись по сторонам, увидел, что машина уже подъезжает к Некрополю — к этому необъятному пространству, где повсюду искрятся хрустальные шарики венков и громоздятся внушительные небоскребы памятников, имя менее громкое просто-таки неприменимо. У ворот новоприбывших встретили мистер Притчард собственной персоной (с видом весьма кислым и подчеркнуто-учтивый по отношению к мистеру Мерблзу) и представитель министерства внутренних дел (вежливый, обходительный, готовый за каждым надгробием усмотреть коварного репортера). Третий джентльмен, выступивший из тени, оказался чиновником администрации кладбища; он-то и повел визитеров по аккуратным гравиевым дорожкам туда, где уже полным ходом шли земляные работы.
Наконец, гроб извлекли из земли, идентифицировали по медной табличке и осторожно доставили в одну из ближайших надворных построек, что в обычной жизни служила сараем для рассады, а теперь, при помощи доски и пары козел, была переоборудована во временную покойницкую. Здесь возникла небольшая заминка и некоторое замешательство: доктора деловито, с веселой настойчивостью, потребовали больше света и места, а то ведь работать абсолютно невозможно! Гроб водрузили на скамью; кто-то добыл кусок прорезиненной ткани и застелил им складной столик; внесли и должным образом расставили лампы. После того за дело взялись рабочие, — впрочем, без особой охоты, — и принялись отвинчивать крышку гроба. Доктор Пенберти заблаговременно опрыскал все вокруг формалином из пульверизатора, точно адский кадильщик на крайне омерзительном жертвоприношении.
— А! Какая прелесть! — восхитился доктор Хорнер, когда труп извлекли из гроба и перенесли на стол. — Превосходно, превосходно. Никаких трудностей не предвижу. Ну что ж, а не приступить ли нам? Как долго он пролежал в земле, говорите? Три-четыре недели? А по виду не скажешь! Вы сами проведете вскрытие, или мне поручите? Как угодно, как угодно. Вот и славно. Куда я подевал свою сумку? А! Благодарю вас, мистер… э-э-э… э-э-э… (Неприятная многозначительная пауза, во время которой Джордж Фентиман бежал с места событий, пробормотав, что, пожалуй, выйдет покурить). Вне всякого сомнения, типичный сердечный приступ; не вижу ничего необычного, а вы?.. Пожалуй, лучше сразу извлечь желудок… будьте добры, передайте мне вон ту кишочку. Спасибо. Вы не подержите, пока я перевяжу кровеносный сосуд? Благодарствую. (Чик-чик.) Банки вон там, позади вас. Спасибочки. Осторожно! Вы все перевернете. Хо-хо, еще чуть-чуть — и банке крышка! Как тут не вспомнить про Палмера… и еще про желудок Кука… презабавная вышла история, ха-ха-ха! Нет, вся печень мне ни к чему… только образчик… это уж так, для проформы… и еще срезы всего остального… да, хорошо бы и на мозг взглянуть, пока он тут рядом, под рукой. У вас не найдется большой пилы?