Непрошеный дар
Шрифт:
Из-за всех этих бурных эмоций я совсем забыла о письме, которое передала мне женщина. А сейчас вспомнила и достала его из сумочки. Там был всего один лист бумаги. Я осторожно погладила строчки, написанные маминой рукой. Как долго она готовилась к этой, последней в ее жизни игре? Что чувствовала, когда писала мне? Почему просто не поговорила со мной, пока была жива?
Морщась от боли, я прочитала письмо. Оно оказалось совсем коротким. "Дочка, дорогая, ты сделала это, прошла первый шаг! И теперь знаешь о похищении. Прости, что мы с отцом скрыли его от тебя. Скоро ты поймешь, почему. И да, твой страшный сон… он тоже оттуда. Как же мне хотелось избавить тебя от него. Особенно, когда я обнимала свою любимую крошку, вздрагивающую от рыданий. И тяжелее всего было осознавать, что я сама в этом виновата. Но сейчас ты уже взрослая и сможешь взглянуть своим страхам в лицо. Сделать то, на что я так и не решилась, пока была жива. И продолжала бы скрывать, если бы не умерла. Так странно писать о себе такое… Мне иногда кажется, что я просто сплю. Может, я сама себя пугаю? Со мной ничего плохого не случится, и ты никогда не прочтешь это письмо. Остается только молить бога об этом. Но на всякий случай вот тебе вторая подсказка: поговори с моим братом, твоим дядей."
Я опустила письмо на колени и удивленно уставилась в пространство. Поговорить с дядей? Но я же видела его два месяца назад, на похоронах. И он не пытался мне ничего рассказать. Возможно, обстановка была неподходящей. Вокруг много людей, суета. Да и я почти все время сидела в своей комнате.
На самом деле, я даже не помню, сказали ли мы друг другу хоть несколько слов. Ко мне тогда никто не приставал и вообще близко не подходил. Егор внимательно следил за этим, оберегал меня. Черт! Зачем я только о нем вспомнила? Может, тогда стоит вспомнить и фразу, брошенную им полчаса назад? Как он благодарит бога, что тот избавил его от меня. Очень отрезвляет, если накатывает неожиданная ностальгия.
Я снова переключилась на свои дела. Перебирала в памяти разговор с няней и размышляла. Что-то меня в нем зацепило, конечно, кроме самого похищения. А, вот оно! Представим, что у мужчины похищают дочь. Слава богу, ее быстро находят, но тот, кто это сделал, остается на свободе. Что станет делать этот мужчина? Логично, что начнет сильнее оберегать ребенка, усилит охрану. Возможно, вообще запретит на время гулять. Ну и тому подобное. А что сделал отец? Через два дня вернул провинившуюся няню обратно, будто то, что с ней случилось, не могло повториться снова. Разрешил ей опять гулять с дочерью и не ввел никаких ограничений. Почему?
Мой отец очень рациональный человек и уважает логику. А еще любит лишний раз перестраховаться. На мой взгляд, все его поведение говорит об одном – проблема была устранена. Может, похитителя на самом деле задержали и осудили? Я обдумала эту мысль и пришла к выводу, что такое невозможно. Тогда было бы уголовное дело, а няня проходила по нему свидетельницей. И она бы точно знала об этом.
А если похищение было связано с деятельностью отца? И он сам вычислил похитителя и разобрался с ним? Я даже боялась представить, как. Но такой вариант реален. Когда отец женился на маме, ему было 32 года. И работал он в то время помощником депутата областной думы. То есть возможности, недоступные обычным людям, вполне себе имел. Тут-то все сходится, но при чем здесь мама? Ее вина и ее смерть?
В общих чертах я знала, как познакомились мои родители. Депутат, с которым папа тогда работал, открывал в Сосновке новую школу. А мама как раз заканчивала старую, которую вскоре закрыли. На том праздничном мероприятии они первый раз встретились. Папа все чаще и чаще приезжал в Сосновку, придумывая себе разные дела. А на самом деле просто хотел быть ближе к маме. Он же уговорил ее поступить в институт в городе. Ну а когда мама переехала сюда, папа пошел в наступление и быстро сделал предложение. Правда, с институтом вышла незадача. Маме пришлось переводиться на заочный, как только я родилась.
Родители так и жили в городе, в папиной квартире. Наш загородный коттедж построили гораздо позже, когда мне было уже пятнадцать. Лет с пяти каждый год на один летний месяц меня отправляли к дедушке с бабушкой в Сосновку. Я очень любила это время, нигде не чувствовала себя свободнее, чем там. Особенно, избавившись от постоянного контроля отца.
Папа очень меня любил и баловал. Но в то же время тщательно контролировал. Все должно было соответствовать его представлениям о жизни, начиная от школ, в которых я училась, и закачивая подругами, что допускались к нам в дом. Примерно до подросткового возраста меня это не напрягало, а потом во мне проснулся дух бунтарства. А еще упрямство, унаследованное от отца. То время для нашей семьи было не самым легким. Но наши стычки никогда не перерастали во что-то серьезное, потому что мы оба очень любили друг друга.
Тогда мы часто беседовали с отцом, и в конце концов он признал, что у меня есть голова на плечах. А в этой голове вполне практичный ум и трезвый взгляд на жизнь. Конечно, полностью отпустить бразды папа не мог, это не соответствовало его натуре. Но значительные послабления допустил. Меня это вполне устраивало. В дальнейшем я старалась не спорить с ним по мелочам. Но в важных для меня вопросах шла до конца, причем, никаких открытых конфронтаций больше не требовалось. Так как отец обычно соглашался с моими доводами.
Единственный сбой случился как раз с замужеством. На этой теме папу почему-то заклинило. Он постоянно твердил, как это важно – найти подходящую пару. И активно участвовал в процессе, зазывая в наш дом всевозможных устраивающих его кандидатов в мои женихи. Мне было лень с ним спорить. Я пребывала в уверенности, что в нужное время смогу достучаться до него и как обычно настоять на своем. Но, как теперь оказалось, ошиблась.
Что касается мамы, до последнего времени у меня не было повода подозревать, что в ее жизни есть какие-то тайны. Все в ней казалось прозрачным и понятным. Да и когда этим тайнам появиться, если она вышла замуж в восемнадцать лет? Но сейчас весь мой мир перевернулся с ног на голову. Засыпая вечером в кровати, я не догадывалась, что принесет с собой новый день. Ладно, придется учиться терпению. Если верить маме, в конце концов я все узнаю.
***
Убрав письмо в конверт, я достала мобильный и набрала Олесю. Мне захотелось немного отвлечься от своих проблем. Встреча с подружкой для этого как раз очень подходила. Она обрадовалась моему звонку, и мы решили погулять по набережной, а потом перекусить в кафе. Отключив телефон, я завела мотор и вырулила со стоянки. Через пять минут нужно было подхватить Олеську у ее работы. Та, действительно, располагалась совсем близко.
Первая часть задуманной нами программы прошла спокойно. Мы медленно брели вдоль реки, вдыхая прохладный влажный воздух. Олеська, как обычно, болтала обо всем подряд, и я, пропуская мимо ушей этот привычный треп, могла сосредоточиться на своих мыслях. Правда, иногда слишком глубоко в них погружалась и отвечала невпопад, чем в конце концов насторожила подругу. Так что когда мы расселись за столиком милого кафе, расположенного прямо на набережной, Олеся пристально взглянула на меня и потребовала:
– Дашка, что происходит? Давай, колись! Я же вижу, ты не в себе. Конечно, ты и раньше не особо меня слушала. Но сегодня вообще перебор! У тебя кто-то появился?
– Господи, опять ты о своем, – с досадой качнула я головой. – Кроме парней в жизни больше ничего не может происходить?
– Может. Но вряд ли на тебя так подействует. Хотя с тобой как раз не все так просто. Меня твои реакции на некоторые события до сих пор удивляют. Так в чем дело?
Глядя на подругу, я думала, что ей сказать. О мамином письме упоминать точно не собиралась. Но вот остальное… Возможно, в моих поисках пригодился бы совет со стороны. Надо только придумать подходящую легенду. И я ответила: