Непростой Путь Про-Героя. Том 3
Шрифт:
Тем не менее, какую цель Тодороки-джуниор преследовал, нагнетая атмосферу и рассказывая подробности личной жизни посторонним людям? Я так и не понял.
Запугать, демотивировать? Возможно, на одного Изуку это бы и сработало, но здесь парень мало того что был со мной, так еще и имел счастье лицезреть мою скептически сморщенную физиономию.
Поныть? Да не тот он человек, хоть и не без подростковой эмо-придури, но едва ли из тех, кто жалуется.
Рационализировать то, что мы должны проиграть? Объективно, Шото очень силен. Но вот тот факт, что он хочет выиграть в фестивале и,
Нет-нет, это так не работает, о чем я, в конце концов, и решил ему сообщить:
— Послушай, Тодороки. Я понял. У тебя было по-настоящему трагическое детство, ты нахватал вагон и тележку травм, комплексов и заблуждений, и теперь несешь свой крест по жизни, будто девочка-подросток упиваясь собственными страданиями, — сразу же начал я не за здравие, а за упокой.
Черт… кажется, я сам на нервах, раз не могу фильтровать базар.
Шото моргнул, и на его лице проявилась слабая тень чего-то, что у нормальных людей представляет собой удивление. Походу, он и не представлял, что в ответ на то, что он говорит, можно нахамить. Я постарался подавить раздражение и сбавить обороты.
— Ох, опять… — Мидория дернулся было прикрыть лицо рукой, но сразу же попытался спасти ситуацию, за что ему, если разобраться, большое спасибо, — Тодороки, я о-очень сожалею, что ты… так. Мы сожалеем!
Ого, я впервые заработал сердитый взгляд в свою сторону от Избранного.
— Кхм… извини, Тодороки, я тоже хотел сказать, что сожалею о том, что тебе пришлось пройти. Никто бы не хотел себе такого детства, и это делает тебе честь — что ты сумел все это пережить и теперь стоишь тут. Вот.
Мидория серьезно и согласно покивал, слегка облегченно улыбаясь.
— Однако.
Я проигнорировал страшные глаза от мини-Всемогущего, в упор уставившись в глаза Тодороки, застывшего у противоположной стены.
Было во всей этой ситуации кое-что, что меня крайне, дико бесило. Я старался сдержаться, но…
… меня таки понесло по рельсам раздражения. Я ткнул в его сторону пальцем и заговорил, постепенно повышая голос:
— Однако. Пойми и ты: личные трагедии есть У ВСЕХ. У него. У МЕНЯ! Я бы и слова не сказал, если бы ты, как все здесь, выкладывался на сто процентов ради победы. Но то, что городишь ты… это только твой личный выбор — ограничивать собственное развитие в силу дурацких причин. Твой отец-мудак хочет, чтобы ты превзошел Всемогущего? Ну и пусть хочет, это ведь доказывает, что он сам — сдался. Твоя победа, даже твое существование в любом случае является демонстрацией его поражения! Типичная сублимация слабых людей.
Тодороки нахмурился, а стена за его спиной начала медленно покрываться инеем. Я выдернул рукав из хватки Мидории и продолжил упрямо копать нам всем яму:
— Стань сильнее Старателя, используя все, что тебе дала природа! Стань сильнее отца, а затем прилюдно набей ему лицо и обоссы! Вот как надо демонстрировать свое отношение, а не сопли на кулак наматывать!
Разноцветный болван угрожающе прищурился.
Я тоже боролся с желанием начистить ему морду. Злой я сегодня.
— Он, все-таки, мой биологический отец, оскорбляя…
— Определись уже со своим отношением к нему! — рявкнул я и шагнул к нему вплотную, снова нависая над очередным мелким человеком. Люблю свой рост. — Что действительно не надо делать, так это тебе не надо обещать мне, что ты трахнешь меня, используя только половину сил! Обещая подобное тем, кто выкладывается на все сто — это предельное, б**ть, неуважение! Никто не будет тебе поддаваться и входить в твое положение! Да я тебя сам трахну! Когда мы встретимся в Фестивале, тебе потребуется ВСЕ твои силы, только чтобы не слиться позорно!
Тодороки таки не выдержал, задымился — что клялся и божился не делать — и ухватил меня за воротник. Впрочем, явно слабо представляя, что делать дальше. Мне даже показалось, что он удивился собственной реакции, отчего сразу же отпустил ткань.
Испытывая мрачно удовлетворение — снова хорошего человека довел — и не дожидаясь, пока он уберет руку, я отпихнул ее в сторону слабым маркером. Протянул свою и демонстративно взялся за отворот его формы, впрочем, не натягивая ткань.
И презрительно бросил:
— Ты реально настолько в себе не уверен, что приходишь к нам и убеждаешь проиграть себе со связанными руками, чтобы ты что-то смог папке доказать?! Чего вообще будет стоить такая победа? И чего будешь стоить ты, как герой, если пытаешься прятать то, что надо тренировать?
Развернулся и ушел. Только у выхода Изуку подождал, который задержался что-то сказать со своей стороны. Мрачно посмотрел на ближайший экран… шик. Пора обратно на поле.
* * *
Тогда же. Там же.
Шото Тодороки.
Отпустив его воротник, Шода развернулся и сердито затопал прочь.
Мидория сначала дернулся за ним, но задержался, спокойно и, кажется грустно глядя на Шото. И Шото с некоторым замешательством осознал, что не уверен, чего ждать.
Он и до этого не планировал конфликта, он просто стремился обозначить свою точку зрения и предупредить, что не будет сдерживаться… что было воспринято совершенно превратно и даже диаметрально противоположным образом.
— Меня всегда поддерживали, — наконец, сказал Мидория, с каким-то сложно идентифицируемым выражением глядя на свою руку. — Именно поэтому я здесь. И проиграть… будет означать подвести не только себя, но и всех, кто поверил в меня.
Сжав кулак, Изуку Мидория поднял на него ровный взгляд, и Шото снова с небольшой оторопью ощутил отголоски того… чувства, которое в него вселял Всемогущий. Спокойная, могучая, беспредельная уверенность.
— Всемогущий. — будь Тодороки более эмоциональным человеком, он бы вздрогнул. — Я хочу быть как он. А чтобы спасать людей так, как это делает он, чтобы вселять в них надежду, я должен стать сильнейшим. Поэтому я принимаю то объявление войны, о котором ты говорил. Я одержу победу над тобой!