Нераспустившийся цветок
Шрифт:
— Нам стоит вернуться.
— Нет! — его голос такой резкий, что разрезает воздух. — Мне просто… нужна минута.
У каждого есть кнопка, при нажатии на которую он сходит с ума, и она спрятана, как земляная мина в ожидании, когда ее взорвет какой-то бедный ничего не подозревающий человек, который просто случайно сделал неверный шаг. Оливер должен следить, куда ступает… он только что наступил на мину.
— Конечно! Столько времени, сколько нужно. Я просто буду ждать, положив сердце на плече, так как у меня нет рукавов, чтобы прикрепить его к одному из них [44] , потому что ты выбрал для меня эти нелепые лоскутки на веревочках, которые выставляют
44
«Носить сердце на рукаве» означает открыто выражать свои чувства. Фразеологизм восходит к тем временам, когда рыцарь перед турниром прикреплял на рукав эмблему или шарф цветов герба дамы своего сердца (первое письменное упоминание этого выражения встречается в трагедии Шекспира «Отелло», акт 1, сцена 1).
Оливер поворачивается.
— Две. Две женщины до тебя наблюдали этот вид со мной — моя мама и девушка, с которой я встречался в колледже.
Он поднимает крышку одного из задних сидений и достает сарафан из моей сумки. Я опускаю сложенные в защитной позе руки, когда он надевает его на меня. Плечи опущены, голова наклонена, он притягивает меня к себе, обнимая, и мы садимся на сиденья, когда полуденное солнце прячется за сгустившимися облаками. Ветерок охлаждает мою кожу, и Оливер притягивает меня ближе к себе, защищая от ветра, мира… самой себя.
— Раньше я любил ездить в Мичиган к моим бабушке и дедушке. У них повсюду были стеклянные и пластиковые контейнеры с конфетами и печеньем. У нас дома мы ели конфеты только на Хэллоуин и Пасху, поэтому мы с Ченсом опустошали их тайники, пока нас не скручивало в туалете от тошноты. Но к следующему утру мы уже чувствовали себя лучше и готовы были громить кладовую снова, которая была забита самыми лучшими хлопьями, которые мы видели по телевизору, но редко ели. «Fruit Loops» были моими любимыми. Я съедал целую коробку с половиной галлона (прим. пер — почти два литра) цельного молока, — смеется он. — Молоко никогда не было таким вкусным — сахар с красителями.
Я поворачиваюсь в его руках и кладу голову ему на грудь.
— Мне жаль.
— Не стоит, мы любили это, поэтому оно стоило боли в животе…
Я прижимаюсь к его губам своими. Он мне улыбается.
— Мне тоже жаль, — бубнит он.
Складываю ноги на его бедрах, подношу руки к его лицу и углубляю поцелуй. Он скользит рукой вверх по моей ноге под мой сарафан, положив руку мне на задницу и жестко сжав ее.
Я стону ему в рот, скользя по его языку своим. Оливер вызывает во мне эмоции, о существовании которых я не знала. Я девушка, которая плывет по течению, оставшаяся в живых, та, что любит жизнь. Похоронив свои эмоции, завуалировав их внешним видом, я хочу, что бы люди видели, что я особенная. Но я не могу этого делать с Оливером. Я хочу, чтобы он видел меня, всю меня, даже уродливую. Он принимает все это и делает его лучше.
Рот Оливера движется вдоль линии челюсти, когда я делаю глубокий вдох.
— Нам следует выбросить якорь… и спуститься вниз, — мои слова беспокойны, а тело отчаянно.
Оливер усмехается, покусывая мочку моего уха.
— Блестящая идея.
Борясь с раскачиванием лодки, мы спускаемся по лестнице к кровати. Я стягиваю платье через голову и встречаю восхищенный взгляд, наблюдающий за мной. Я тянусь к завязкам на бикини. Оливер качает головой, а я усмехаюсь. Он тянет за веревочки на бедрах сразу с обеих сторон, затем проделывает то же самое с верхом купальника. Я не оставляю ему ни секунды, чтобы посмотреть на меня. Одним прыжком я оказываюсь у него
Он делает два шага, и мы падаем на кровать. Подушки сбрасываются на пол, пока его жаждущий рот исследует мою грудь, и он стягивает шорты с бедер. Я опускаю руку, обхватывая его эрекцию. Он резко втягивает воздух, его рот замедляется, веки становятся тяжелыми, когда я начинаю поглаживать его.
— Оли, я люблю твое тело, — я смотрю вниз, наблюдая, как он делает небольшие толчки в мою руку. Его руки, пресс и ноги напряжены; сухие мышцы вздымаются при каждом движении. Я толкаю его спиной на кровать и сажусь верхом на его живот. — Ты красивый, — провожу руками по его груди. — Я знаю, тебе, вероятно, не нравится, когда тебя называют красивым… — я отвожу руку назад и продолжаю гладить его, — … но ты такой и есть. Ты безупречный.
Его глаза опаляют меня, а челюсть сжимается, когда я отодвигаюсь назад и сажусь на него. Я делаю это медленно, дюйм за дюймом, пока он растягивает меня. Мои глаза закрываются от напряжения. Он садится и захватывает мой рот, а наши тела двигаются в унисон. Я ищу удовольствие в его прикосновениях, так же как и жажду доставить удовольствие ему.
— О, боже! Секс с тобой… невероятный! — я посасываю его шею и тяну за волосы, пока не нахожу его губы снова и целую его, как будто это последний раз, когда мы целуемся.
Он стонет, но не говорит ни слова. Он выражается при помощи рук, сжимающих мою попу; бедер, которые толкаются в меня снова и снова; и губ, которые пожирают мою кожу. Я не гонюсь за оргазмом. Я наслаждаюсь этим сексуальным путешествием, сосредотачиваясь на том, как моя плоть ощущается на его плоти. Я не хочу, чтобы это когда-нибудь заканчивалось.
Оливер
Я увяз так глубоко с этой женщиной, что не знаю, как выбраться, и, если честно, мне плевать. Я мог бы утонуть в ней и умереть счастливым. Ее страсть затягивает меня в мир, который я никогда не знал. Думаю, это могут быть небеса.
— Ты уверена, что тебе нужно спать в своей собственной кровати сегодня? — спрашиваю я, провожая Вивьен до дверей.
— Алекс дома сегодня и мне нужно постирать. Последнее время я была отвлечена и отстала в некоторых делах, — она просовывает свои руки под мои, положив голову мне на грудь. — Ты можешь остаться со мной сегодня.
— Спать с тобой на твоей односпальной кровати? — я смеюсь.
— Спокойной ночи, красавчик, — она смотрит на меня с усмешкой.
Я рассматриваю ее — растрепанные ветром волосы, поцелованная солнцем кожа, и веснушки, которые я нахожу невинными, но все-таки невероятно сексуальными. Затем я не могу устоять, поэтому просто целую ее, пока не удостоверяюсь, что она не может стоять на ногах. Я делаю это неумышленно, но каждый день я чувствую, что это происходит. Я принимаю все, что она дает мне, и однажды этого может быть слишком много.
— Спокойной ночи, Вивьен.
Она открывает дверь, затем оборачивается для еще одного поцелуя.
— Спасибо за сегодняшний день. Он был идеальным.
Я усмехаюсь и киваю.
Последнее время у меня появилась такая проблема. Усмешка на моем лице… она постоянная. Я дохожу до своей двери и оборачиваюсь. Вивьен и Алекс глазеют на меня в окно. Они отскакивают назад и закрывают шторы. Я качаю головой. Я бы многое отдал, чтобы услышать этот разговор сегодня!
Хватая стакан воды, я направляюсь наверх, в кровать. Я останавливаюсь и прикасаюсь рукой к двери. Позор, сожаление и так много боли спрятано за ней. Иногда я могу оправдывать это по-своему испорченным способом. Там находятся просто вещи, и я знаю, что они мне не нужны, и, вероятно, мне не стоит их хранить, но я не могу от них избавиться. Если Вивьен когда-нибудь выяснит, она не поймет. Рационально мыслящий человек никогда такого не делает, но я не рациональный… больше.