Нерассказанная история США

Стоун Оливер

На самом деле Гардинг и его преемники-республиканцы обрели друзей скорее среди американских банкиров, чем среди жителей тех самых «малых республик». В мае 1922 года журнал The Nation сообщил, что в Никарагуа вспыхнуло восстание против «чрезвычайно непопулярного президента – ставленника банка “Браун бразерс”. Когда революционеры захватили крепость, господствующую над столицей, командир подразделения морской пехоты США просто предупредил их, что применит артиллерию, если они не отступят». The Nation счел этот случай обычным для политики США в Латинской Америке, где американские банкиры управляли целыми странами через марионеточные правительства, сидящие на американских штыках. Журнал яростно возмущался таким плачевным положением дел:

«К югу от наших границ лежат – или лежали –

двадцать независимых республик. По крайней мере пять из них: Куба, Панама, Гаити, Санто-Доминго и Никарагуа – уже низведены до статуса колоний и обладают в лучшем случае фикцией самоуправления. Еще четыре: Гватемала, Гондурас, Коста-Рика и Перу, – кажется, находятся в процессе низведения до того же статуса. Мистер Хьюз не относится к Мексике как к суверенному независимому государству. Как далеко это может зайти?.. Суждено ли США создать великую империю в нашем полушарии – империю, над которой конгресс и американский народ не имеют никакой власти, империю, управляемую горсткой банкиров Уолл-стрит, в чье распоряжение Госдепартамент и Министерство ВМС любезно предоставляют свои возможности? Это вопросы, которые люди – простые люди, чьи сыновья умирают от тропической лихорадки или от пули патриота, – имеют право задать»¹⁴⁶.

После Великой войны США не только не проводили изоляционистскую политику, но и отыскали для расширения пределов своей империи куда более эффективные средства, чем война. В действительности война оставила чрезвычайно горький привкус у большинства американцев. Хотя их участие в Первой мировой войне было относительно недолгим и почти по всем показателям чрезвычайно успешным, сама природа вооруженной борьбы, да еще и омраченная окопной и химической войной, а также шаткое послевоенное урегулирование в совокупности привели к тому, что слава войны поблекла. Постепенно американцы все больше разочаровывались. Война за безопасность мира и демократии, похоже, потерпела фиаско. Почти не осталось надежды и на то, что эта война положит конец всем войнам. И хотя кое-кто цеплялся за веру, что США участвовали в великом крестовом походе за свободу и демократию, для остальных эта фраза была пустым звуком. Это разочарование проявилось в литературе «потерянного поколения» – книгах Э. Э. Каммингса, Джона Дос Пассоса, Эрнеста Хемингуэя, Эзры Паунда, Томаса Бойда, Уильяма Фолкнера, Лоуренса Сталлингса, Ирвина Шоу, Форда Мэдокса Форда, Далтона Трамбо и других авторов, – когда страна снова поняла, что первоначальная эйфория войны будет стерта реальностью того, к чему на самом деле она приводит. В романе Дос Пассоса «Три солдата», написанном в 1921 году, раненый главный герой, Джон Эндрюс, с трудом переживает визит представителя Молодежной христианской организации, пытающегося поднять солдату настроение и потому говорящего: «Мечтаете, должно быть, поскорее вернуться на фронт и уложить там побольше гуннов? … великое дело сознавать, что исполняешь свой долг… Гунны – варвары, враги цивилизации». Эндрюс испытывает отвращение при мысли, что «все самое лучшее» превратилось вот в это. Дос Пассос пишет: «Бешеная безысходная злоба сжигала его… Но должно же существовать в мире что-то еще, кроме ненависти, алчности и жестокости…»¹⁴⁷ [Пер. В. Азова].

Кое-кто открыто выражал свой гнев в отношении войны. Кто-то – лишь глубокое чувство разочарования. В 1920 году в книге «По эту сторону рая» Ф. Скотт Фицджеральд написал об Эймори Блейне и его молодых друзьях: «И вот новое поколение… выросло и узнало: все боги – мертвы, все войны – проиграны, все надежды на человечность – обмануты»¹⁴⁸. Гертруда Стайн обнаружила то же самое чувство скуки у Эрнеста Хемингуэя и его вечно пьяных друзей и заметила: «Вся молодежь, побывавшая на войне. Вы – потерянное поколение»¹⁴⁹ [«Праздник, который всегда с тобой» в пер. М. Брука, Л. Петрова и Ф. Розенталя].

Кинематограф не отставал от литературы: Голливуд выпустил несколько успешных антивоенных фильмов, и некоторые из них до сих пор считаются классикой. «Четыре всадника Апокалипсиса» (1921) Рекса Ингрэма принесли мгновенную славу Рудольфу Валентино. «Большой парад» Кинга Видора стал главным кассовым успехом 1925 года. «Крылья» (1927) Уильяма Уэллмана стали первым фильмом, получившим «Оскара» за лучший фильм, а потрясающая картина «На Западном фронте без перемен» (1930) Льюиса Майлстоуна остается одним из величайших антивоенных фильмов всех времен.

К тому же война, как выяснилось, приводит к падению морали в самых разных отношениях. Триумфальное продвижение цивилизации, наблюдавшееся до войны и основанное на вере в прогресс человечества, было перечеркнуто войной, которая наглядно показала всю глубину варварства и развращенности. Если говорить просто, то угасла вера в возможности человека и человеческую

порядочность. Это, разумеется, стало очевидным по обе стороны Атлантики. Ярким примером может служить Зигмунд Фрейд, чье имя в 1920-х годах было известно каждой американской семье. Если до войны он в своей теории делал упор на столкновение принципа удовольствия и принципа реальности, то теперь ему на смену пришел глубокий пессимизм в отношении человеческой натуры, выразившийся в повышенном интересе к инстинкту смерти.

Отрицательные представления о человеческой натуре отразились и в утрате веры в присущие человеку возможности. Армия предоставила психологам обширную лабораторию для проведения экспериментов в области человеческого интеллекта, а 3 миллиона призывников обеспечили потрясающий резерв подопытных кроликов в человеческом обличье. Работая с военнослужащими, многие из которых проходили тестирование в Форт-Оглторпе (штат Джорджия), психологи провели проверку умственных способностей у 1 миллиона 727 тысяч новобранцев, включая 41 тысячу офицеров. Полученные сведения об уровне образования личного состава оказались неожиданными. Приблизительно 30 % новобранцев были неграмотны¹⁵⁰. Уровень образования сильно отличался в зависимости от социальной группы и варьировался от среднего показателя в 6,9 класса у коренных белых американцев и 4,7 класса у иммигрантов – до 2,6 класса у чернокожих южан. Результаты проверок умственных способностей отрезвляли еще сильнее. Тесты – пусть приблизительные и не лишенные известной предвзятости – показали, что целых 47 % белых призывников и 89 % афроамериканцев «умственно отсталые»¹⁵¹.

Но наиболее ярко процесс ухудшения представлений о человеческом интеллекте проявился в послевоенной рекламе. 1920-е часто считаются «золотым веком» рекламы – в это десятилетие она расцвела и превратилась в основной вид капиталистического искусства. Как показал Мерл Керти в своем исследовании журнала рекламного дела Printer’s Ink, до 1910 года рекламодатели в целом считали потребителей людьми разумными и корыстными – следовательно, реклама апеллировала именно к этим качествам. Однако между 1910 и 1930 годами большинство комментариев указывало на то, что рекламодатели стали считать потребителей людьми неразумными. В результате рекламные объявления все больше отказывались от причинно-следственного подхода и обращались к сфере воображения и эмоциям¹⁵². Один из ораторов на съезде рекламодателей в 1923 году в Атлантик-Сити уловил этот нюанс и предупредил слушателей: «Обратитесь в своей рекламе к разуму – и вас услышит не больше четырех процентов человечества»¹⁵³. Среди рекламистов это изречение стало расхожей истиной. Уильям Эсти из Walter Thompson Agency сообщил коллегам, что, по мнению специалистов, «бесполезно обращаться к массам, апеллируя к их разуму или логике»¹⁵⁴. Джон Бенсон, президент Американской ассоциации рекламных агентств, в 1927 году заметил: «Если сказать чистую правду, она может и не привлечь людей. Возможно, людей нужно дурачить для их же собственной пользы. Врачи и даже проповедники знают это и пользуются этим. Средний уровень интеллекта удивительно низок. Им намного эффективнее управлять, опираясь на подсознательные побуждения и инстинкты, чем с помощью рассудка»¹⁵⁵.

Наиболее очевиден этот послевоенный пессимизм в письмах Уолтера Липпмана, являвшегося во многих отношениях ведущим американским интеллектуалом того десятилетия. В довоенный период Липпман был сторонником прогрессивных взглядов, одним из виднейших социалистов, но после войны его вера в разумность человека постоянно ослабевала. В своей классической работе «Общественное мнение» (1922) он ввел термин «стереотипы», называя так образы, возникающие в умах людей, но не отвечающие действительности. Он предлагал заменить специалистов с научной подготовкой представителями широкой публики, для которой мир стал слишком сложным. Через два года, когда он издал книгу «Призрачная общественность», его вера в демократию ослабела еще больше. Лучшее, что могут сделать люди, считал он, – это выбрать себе хороших руководителей. Затем, в классическом исследовании «Предисловие к нравам» (1929), он потерял веру в то, что само существование человека в бессмысленной вселенной имеет хоть какую-то цель, – эти взгляды отразили широкий экзистенциальный кризис, охвативший США в 1929–1930 годах.

Самым едким критиком демократии был, конечно, Г. Л. Менкен, «мудрец из Балтимора». Менкен называл человека обыкновенного, погрязшего в религии и других суевериях, «болваном», представителем вида «болван американский». Ученый выражал презрение к тем самым мелким фермерам, которых Джефферсон возвел в ранг основы демократии, и возмущенно восклицал: «Нас просят уважать этого хваткого идиота как… примерного гражданина, краеугольный камень государства! К черту его, и чтоб ему пусто было»¹⁵⁶.