Неразгаданная
Шрифт:
– Заметь, я провела честную бартерную сделку! – смеялась Рита.
– По лицам тех деток я бы не сказала, что результаты их удовлетворили…
Вот так жила маленькая Рита. По исполнению четырёх лет, девочка вдруг заметила, что родители зачем-то собирают вещи, явно желая уезжать. Выяснилось, что комната их вовсе им не принадлежит, а принадлежит бабе Ларе, матери отца, которая все это время жила в далеком северном поселке Лобытнанги, а теперь решила вернуться в Харьков. Комнату надо было освобождать. Кроме того, баба Лара предложила сыну жить в ее однокомнатной квартире на Севере. Морские собирались переезжать в Лобытнанги. Маленькой Рите это очень не нравилось.
– Ну, пусть приезжает бабушка Лара сюда, пусть здесь у нас живёт и с нами…
– Риточка, мы все здесь не поместимся, куда же она приедет-то, а?
–
Риту, конечно, никто не послушал, и родители твёрдо решили ехать на Север. А бабушка Лара, приехав, не просто не стала спать на коврике, а еще и разместилась на единственном диване, и родителям, которые наотрез отказались спать в Ритиной кроватке, как дочь не настаивала, пришлось ночевать на полу. Это длилось недолго, ибо через два дня все семейство уже было на вокзале.
– Риточка моя,– из маминых глаз почему-то текли слезы,– ты пойми, мы на долго уезжаем, главное слушайся бабушку Лару, как только мы там устроимся – сразу же тебя заберем, ты будешь хорошо себя вести.
Рита кивнула.
– Хорошо, уезжай, все будет в порядке.
– Ты понимаешь, мы надолго.
– Понимаю, мам. А ты завтра придешь?
Так Морские, которые забрали дочь спустя два месяца, переехали в Лобытнанги. Это оказался очень маленький городком. Развлечений, друзей, интересных событий здесь вообще не бывало. Работа у обоих родителей была скучной и монотонно-обыденной. Ирина, всю жизнь мечтавшая о собственном угле, несмотря на серость чужого города, все же была счастлива – ведь у нее и ее ребенка теперь был свой дом, и Сережа, который в Харькове дома бывал очень редко из-за огромного количества дел, теперь с семьёй каждый вечер, так как работает строго до пяти, а пойти потом совершенно некуда. Правда, Сергей стал каким-то мрачным, слишком молчаливым, но это вполне понятно – тоска по родному городу. Пройдет, привыкнет. Сама Ирина привыкла очень скоро, подружилась с соседями, с родителями Ритиных друзей, с сослуживцами. Женщина совершенно не находила в них близких людей, но чтобы просто пообщаться, поговорить о детях и ценах на молоко, они вполне годились. Вскоре Ирине стало достаточно этого общения. Кроме того, у нее была Рита, заменяющая лучшую подругу, и пожирателя свободного времени. А вот Сергей так и не смирился. Ему стало ужасно скучно жить. Не было ярких эмоций, не было пространства для действий. Ирина высмеивала жалобы мужа на депрессию, уверяя его, что это просто “лучше там, где нас нету”. Сергей, на какой-то промежуток времени, кажется, успокоился, нашел интересных друзей, и проводил у них очень много времени. Ирина решила, что это вполне хорошо. А дочь между тем подрастала, она пошла в школу, занималась в театральном кружке, по-прежнему боготворила мать. А потом, в один прекрасный момент все это сломалось. Родители развелись. Нет, никто не ругался, как показалось Рите, никто не плакал. Просто в очередной день, придя со школы, пятиклассница-Рита обнаружила, что вещей отца нет.
– Где папа?
Уже и без слов догадавшаяся о страшной сути отсутствия двух свитеров в шкафу, Рита все же спросила.
– Он больше никогда не придет. Он вернулся в Харьков. И, будь любезна, не разговаривай со мной на эту тему. – холодный тон матери окончательно сбил Риту с толку. Как же так, ее папик, вечно валяющийся на диване и читающий газеты, ее ласковый папик, целующий перед сном в щечку и иногда даже рассказывающий сказку собственного сочинения про Добрую Снежную королеву. И его теперь не будет… Рита расплакалась. Мама вместе с ней. Перед сном Рита долго думала о случившемся, “может все это мне просто снится? или может, мама пошутила, может папик прячется сейчас, ну, скажем, на балконе, а если я буду себя хорошо вести, он выйдет к нам…” – почему-то девочке никак не удавалось осознать, что отца в доме действительно нет. На самом деле это была не огромная потеря, а лишь маленький ее кусочек. Отец ушел от Риты, а мама, находясь всегда рядом, вдруг стала чужой. Нет-нет, женщина по-прежнему играла с ребенком в куклы, кормила дочь вкусными шоколадками, но отношения двух равных личностей, связывающие раньше мать с дочерью превратилось почему-то в иерархию. Рита, не привыкшая к подобной системе общения, очень обижалась. Кроме того, мама часто стала задерживаться на работе, и Рита подолгу оставалась дома одна. Девочка
– Валентин.
Мама выглядела решительной и взволнованной.
– Рита, познакомься, дядя Валя теперь будет жить с нами. Он мой новый муж.
– Значит, ты теперь будешь опять замужем?
– Ну, да, – мать подозрительно сощурилась, не понимая, к чему клонит Рита.
– Ур-ра!– девочка выглядела очень довольной.
– Это еще почему “ура”?– мама не была готова к такой реакции.
– Потому, что ты после работы опять будешь сразу возвращаться домой! Ведь ты же теперь будешь замужняя дама…
Все рассмеялись. Напряжение частично спало. Рита отправилась спать. Мама с Валентином о чем-то разговаривали на кухне. Так сформировался нынешний состав Ритиной семьи. Отчим относился к девочке, как к собственному ребенку, что позволяло ему решиться на серьезные меры в воспитании девочки. Рита очень многое бы дала, если бы Валик, так она его теперь называла, перестал ее воспитывать. Методы растаптывающие Ритино чувство собственного достоинства, доставляли девочке боль. Теперь Рита просто мечтала, о том моменте, когда достигнет совершеннолетия, закончит школу и сможет уехать. Не просто уехать, а в большой город, чтобы сражаться, добиваться известности, может даже играть в кино. А главное – быть свободным человеком. Ходить когда хочешь, куда хочешь, возвращаться домой во сколько хочешь, откладывать книжку и засыпать, когда взбредет в голову. А ещё Рита мечтала, что когда вырастет обязательно найдёт отца.
Первое столкновение у Риты с отчимом произошло буквально через месяц после знакомства. Девочка действительно была очень разбалованным ребенком, и если бы не Валентин, она такой осталась бы на всю жизнь. Хотя иногда Рите казалось, что отчим получает удовольствие, когда запрещает девочке что-то, нечто садистское было в этом человеке всегда. Это было страшно. А главное, для вольнолюбивой Риты было очень унизительно бояться кого-то, а Валентин сделал так, что Рита очень боялась его, презирая за это саму себя и весь окружающий мир. Итак, первое столкновение:
– Доченька, помой, пожалуйста, посуду, я хочу чуть-чуть отдохнуть, устала на работе.
Мама теперь всегда разговаривала с Ритой столь официальным тоном.
– Мам, мне в театральный надо, я вернусь и помою.
– Ладно… – согласилась было мама, но тут…
– Слушай, когда мать тебе что-то говорит! – Валик говорил непривычно грубо.
– Слушаюсь и повинуюсь,– Рита уже натягивала свитер, удивленная резкостью отчима, она решила свести все на шутку.
– Я кому сказал, засранка такая, помой посуду! – Валентин кричал. Похоже, всё, накопленное в этот месяц наблюдений за разбалованной Ритой, раздражение прорвалось в нём наружу.
От его тона в глазах Риты появились слезы.
– Вы чего на меня орете? Я вам не дочка. С мамой я как-нибудь сама договорюсь.
В глазах Валентина сверкнуло бешенство. Он больно схватил девочку за руку и, едва сдерживая ярость, тихо проговорил.
– Мама просила тебя помыть посуду, так?
Рита тоже злая и тоже сквозь зубы ответила.
– Мне некогда, я сделаю это позже.
Они смотрели друг другу в глаза, и Валентин, впервые почувствовавший, что кто-то сопротивляется его власти в доме, принял решение, во что бы то ни стало укротить строптивую девчонку, во взгляде которой сейчас сквозило столько вызова.
– Послушай, самое главное для тебя должно быть здесь,– Валентин кивнул в сторону мамы,– а вовсе не в каком-то театральном кружке…
– Для меня важнее, чем посуда, мой театральный, и ничего вы со мной не поделаете…
– Так, значит с сегодняшнего дня никаких театральных,– Валентин говорил вполне серьезно. Рита никак не могла понять – он шутит или ругается.
– Пустите меня,– в конце концов проговорила она, не найдя поддержки во взгляде матери, которая молча наблюдала за происходящим. Валентин крепче сжал руку девочки, не позволяя ей вырваться,– пустите, мне больно, я опаздываю… Мама скажи ему, я же опаздываю,– девочка залилась слезами, сама понимая, что тем самым ставит себя в проигрыш. Хотя, кто знает, может, разжалобив маму, удастся выскользнуть от Валентина… Рита знала, что выглядит смешно, тем не менее громко, истерично ревела, вырываясь и приговаривая.