Нерентабельные христиане. Рассказы о русской глубинке
Шрифт:
– Матушка, это страшные слова. Вот лично мне, боящемуся всего на свете, – страшно. Как боль, страдание могут быть признаком доверия Бога мне? Я не боли хочу от Бога, а цветочков всяких, работы хорошей, кальмаров в лимонном соусе! Что, получается, если человек страдает, Бог его «повысил», так, что ли?
– Так и получается. И бояться ничего не надо. Если вы с Богом заодно, конечно. Когда отец Алексий в 2007 году попал в автомобильную аварию, у него был сломан тазобедренный сустав. Батюшка оказался на шесть недель прикованным к постели на вытяжке в областной больнице Тернополя, на Западной Украине. Его мучили сильнейшие боли. Дважды делали уколы наркотиков, а потом во избежание возникновения зависимости – только
Прошло немало времени, прежде чем я услышала от батюшки: «Знаешь, я действительно благодарен Богу за то, что со мной произошло. Я теперь знаю, что значит постоянно терпеть настоящую боль. Знаю, как снимает боль и отодвигает все плохое наркотик, как хочется, чтобы укололи именно его, а не обычное обезболивающее. Знаю цену возможности повернуться на бок и счастью встать сначала на костыли, а потом на ноги».
Когда мы вернулись с Украины домой, двери нашего дома практически не закрывались – приходили и приезжали люди, чтобы навестить батюшку. Я едва успевала менять чашки для чая. В один из дней я подсчитала количество гостей. Оказалось, что проведать батюшку приехало 27 человек! Это было могучей поддержкой для отца Алексия, у которого за плечами было только два года служения. В эти дни он часто говорил: «Слава Тебе, Господи, слава Тебе!» И с нетерпением ждал возможности сначала побывать в нашем маленьком домовом храмике при больнице, потом послужить молебен, обедницу. Перед первой после аварии литургией очень волновался и служил ее со слезами благодарности Богу на глазах. Не один раз отец Алексий говорил, что без этой аварии он был бы другим человеком и совсем другим священником.
16 августа 2018 года Господь призвал отца Алексия к Себе. Батюшке было неполных 59 лет, священником он прослужил 13 лет. Конечно, для меня и для прихожан уход батюшки кажется преждевременным. Было много планов и по восстановлению храма, и по живописи, и по живому общению с людьми. Этим земным планам отца Алексия не суждено сбыться. Господь судил иначе. Мы осиротели. Нам без нашего батюшки очень трудно. Я не могу пока сказать: «Господи, благодарю Тебя, что Ты взял к Себе отца Алексия». Честно сказать, я не уверена, что смогу так сказать когда-нибудь вообще.
Я говорю: «Господи, благодарю Тебя за то, что Ты послал мне моего Алешу, который привел меня к Тебе. Я верю в Твою любовь к нам, грешным, и поэтому надеюсь на встречу с моим супругом и батюшкой там, у Тебя».
Потери учат ценить то, что утрачено, и благодарить Бога за то, что было.
Пока отец Алексий был с нами, многое казалось обычным, само собой разумеющимся. Благоговейное отношение к службе, стремление, чтобы в храме все было красиво, начиная с убранства храма до одежды, облачения и даже походки священника. Как бы ни болели ноги, батюшка старался не хромать и не присаживался во время службы даже в тех местах, где это допускает Устав. Служба была динамичной, отец Алексий старался не допускать пауз и неоправданных затягиваний. Несколько раз за литургией звучало живое слово нашего пастыря: после чтения Евангелия, перед исповедью и после отпуста. Признаться, я иной раз ворчала: «Батюшка, ты сегодня уж очень разговорился. Людей много, исповедь длинная, Причастия не дождаться было». На мои сетования отец Алексий обычно отвечал: «А я потому и хотел побольше сказать, что людей много. Ну кто им еще скажет про самое главное, если не священник?» Ну что тут возразишь?!
Как же нам теперь всего этого не хватает! И вся надежда – на милость Божию, на то, что Он все посылает нам по Своей любви, для нашей пользы. В этой надежде – наша радость, уверенность в победе добра. Да, и печаль есть, но – светлая. И свет, знаете, сильнее печали.
Часть 1. Незатейливые истории о жителях русской глубинки
Джекпот и балерина
«Жизнь нашего прихода, – любил говаривать отец Василий, – это нечто среднее между детским садом и психбольницей». Неизменно, правда, добавлял для самых угрюмых и серьезных: «Это шутка. Имеющий уши слышати да слышит».
Шутки шутками, но даже самые угрюмые и серьезные должны были признать: жизнь в Церкви строится по совершенно непонятным правилам, которым нет особого дела до грозных стереотипов, предрассудков и неписаных, а то и писаных законов. Согласно этим законам, не только одна община, да и вся Церковь, наверное, давно бы прекратила свое существование. Проще говоря, Христос, обещая хранить Церковь, иногда делает это с юмором, показывая, что доброй улыбке всегда есть место в нашей серьезной и угрюмой жизни. Например, случай с Катей-балериной. Кстати, он занесен в хроники прихода.
Балериной ее прозвали, понятно, злые языки. В каждом приходе есть. Слабоумная Катя ходила по одной ей известной и одной ей определяемой траектории – расшатываясь и прихрамывая на обе ноги, она могла запросто врезаться в служащего отца Василия, а если не подоспеют аколуфы, то и в епископа. Со временем к ее выходам из-за печки стали относиться спокойно, но поначалу, бывало, епископ сильно недоумевал, а отец Василий удивленно улыбался. Улыбался он, правда сквозь слезы, и тогда, когда Катя вступала в общий хор на «Верую…» или «Отче наш»: нежный абсолютный слух пианиста-виртуоза, каким был батюшка, подвергался откровенной пытке.
Гугнивая, слабоумная, с нарушенной походкой, со страшным голосом, но очень и очень добрая и никогда ни на кого не обижающаяся – кто ж посмеет оскорбить Катю-балерину… Никто и не смел. Более того, когда к ней и ее закидонам привыкли и Катя стала, что называется, лицом прихода («На безрыбье и рак – рыба», – вздыхал отец Василий под общий хохот), ей охотно подавали милостыню – зачем ей нужны были деньги, никто не понимал, правда.
А тут грянул бодрящий сердца кризис: пришлось вдруг вспомнить про «Не хлебом единым». Причем вспомнилось всерьез. Приход резко и неумолимо обеднел: ему сочувствовали бомжи, оставшиеся, несмотря ни на что, верными своему месту у притвора. Нечем было платить даже за «коммуналку» – вторую статью расхода после помощи малоимущим и многодетным семьям. Приуныли. Особенно, конечно, староста. Говорил: «Хоть в рулетку играй. Русскую».
Катя-балерина, надо сказать, испытывала самые нежные чувства к старосте и врезалась в него чаще других – к радости не только его супруги, но и епископа, иногда становившегося свидетелем их встреч, которые всегда сопровождались игрой отца Василия на фортепиано в приходском домике. И вот она услышала эти слова про рулетку и крепко задумалась, отойдя на полшага. Впрочем, «задумалась» в случае с Катей – вряд ли самое подходящее слово, считают некоторые. Не уверен.
Так или иначе у нашей убогой созрел план по выводу прихода из денежной ямы, а то и пропасти.
В один прекрасный депрессивный день она, захватив мешочек с монетами, которые накидали ей прихожане, отправилась через дорогу к «одноруким бандитам» – там был целый зал этих игровых автоматов, лишивших средств к существованию не одного человека, не одну семью. Хозяева – толстомордые увальни в темных очках – очень походили на наркоторговцев и цедили сквозь зубы отчаявшимся матерям, женам, друзьям своих жертв: «Все законно. Не я такой – жизнь такая». Ну да, ничего личного.
Бедную слабоумную Катю эти чудовища встретили презрительно-спокойно. Какое им дело до дурочки, если она несет деньги? Пусть веселится.