Нерождённый 4
Шрифт:
Сейчас, здесь, на самом краю палубы, под вспышками молний и порывами ветра, нас двое — остальные отступили назад.
Корабль подлетает ближе — ярко освещённый в свете разрядов големов которые стоят прямо под ним… и там на палубе, под порывами ветра, одинокая фигура.
Есть только один человек, которому она может принадлежать.
Сакаи.
И он увидел того, кого хотел увидеть.
— Всё, — я показываю на Таро Джуну. — Уведи его… и идите спать… эту ночь мы пережили.
— Всё? — Тринити не верит. Не верит даже вопреки тому,
— Идите спать, — повторяю я.
— А ты?! — На лице Тринити, которое он закрывает ладонью от ветра, тревога.
— Я, как выяснилось, не все дела на сегодня выполнил, — я касаюсь перил Орлана — нам с ним сегодня предстоит неблизкий путь.
Эни, Эни… я опять тебя не увижу… как и ванну вместе с чистой постелью.
Сегодня мне предстоит долгая дорога на восток, и сложный разговор потом — я скажу Драконам о своём праве на престол. Их армия, если они захотят, способная сломить оборону Хинун в Новом Токио, поможет мне.
И трон станет моим.
Трон, о котором я не мог даже и мечтать. Самая короткая дорогая к исполнению контракта на Первородных.
Невозможная удача: проиграв Рэйден я получил несравнимо больше. Выиграть проиграв — такое случается слишком редко, чтобы упускать такую возможность.
Если бы не мой проигрыш, Нир не захотел бы меня убить и моя кровь не попала бы к Ищейкам… и я бы, возможно, никогда и не узнал о том, кому она принадлежит.
Император…
Звучит непривычно.
Я — Император? Мысленным взором окидываю огромный земли от океана на востоке, там где лежат неведомые мне старые города вроде Осаки и Фукусимы, и от прохода Червя на западе… Альянс, раньше это слово, было просто словом, но теперь…
И это я еще ничего не знаю о бесконечных землях на востоке — там, говорят слишком дико и неизведанно, и мало кто готов селиться там… но и это земли Альянса… мои земли.
— Я — Император?! — невольно произношу слово вслух, словно пробуя его на вкус.
И Горо… разве он не должен покинуть Новый Токио узнав о том, что член императорской семьи и законный наследник по крови — жив?
Должен.
Но не захочет.
Впрочем, я поговорю с ним. Дам ему шанс, пообещав помилование. Я и правда помилую его, если он оставит Новый Токио и уйдёт на запад, в Запретные Земли, поклявшись никогда не возвращаться.
И Небесный Утёс… ему перестанут угрожать. Нельзя угрожать императору. Я сделаю там свою новую резиденцию… и доберусь, наконец, до тайны, что хранит шахта. И уже никто не помешает мне.
В моей жизни настанут дни, когда можно будет открывать глаза утром, без мысли как дожить до вечера. Как дожить самому и сохранить клан.
Да, мне нравятся эти мысли.
Осталось совсем немного — вернуть себе трон.
Выношу Кайоши и кладу прямо на палубу, под звёзды — его глаза открыты и сейчас, как тогда, когда я нашёл его в клетке у Нира.
Пусть смотрит на звёзды… я попробую сделать то, о чём сказал Нир. А если он ошибся, если формулы марионетки не подействуют, то Кайоши лучше отпустить. Вряд ли ему хорошо так, висеть между миром живых и мёртвых, без шанса вернуться. Тогда, если ничего не получится, я сверну немного в сторону. Туда, где тёмными изваяниями высятся обгорелые руины Небесного Утёса.
И там, на берегу реки, я остановлю сердце Кайоши и похороню его. Вместе с отцом и матерью. Вместе с братьями. Там его место, по праву.
Прежде чем нарисовать формулу марионетки отхожу — Нир зачем-то же запер Кайоши в клетке. Потоки силы послушно, уже привычно, следуя моей воле складывают в символы, заставляя чувствовать тепло в ногах — энергия в этот раз идёт снизу, от земли.
Орлан сейчас не летит, застыл совсем низко над одной из скал — я и правда хочу сейчас быть ближе к земле, хочу поднять шансы для Кайоши — вдруг какая-нибудь крохотная частица энергии окажется решающей для жизни брата.
Есть и еще одна причина почему я остановился здесь — впереди развилка маршрутов. Если Кайоши не вернётся — мне немного в сторону, севернее. Хоронить.
Чувствую биение крови в висках — это означает только одно. Только одно — формула получилась. Вот только с Кайоши ничего не происходит.
Опускаюсь рядом с ним на доски палубы и вглядываясь в неподвижные глаза… мог ли Нир ошибиться?
Что если формула марионетки не сможет вытянуть душу Кайоши с того света? Что если…
Я не успеваю додумать — всё начинается!
Лицо Кайоши и кожа на его бледных бескровных руках вдруг чернеют, словно сгорая без огня, тело сводит судорога, заставляя выкручиваться в суставах. Я слышу крик боли через стиснутые зубы… крик, короткий, который переходит в стоны.
Нир ничего не сказал мне — может быть, сейчас нужно что-то сделать, как-то помочь Кайоши.
Тело его изгибается дугой, заставляя доски палубы скрипеть, а пальцы на руках скрючиваются словно от очень сильной боли.
И снова крик — на этот раз Кайоши разжимает зубы и его вой разносится над ночными пустошами, заставляя затихать хидо.
Я бросаюсь к брату, но раньше чем добегаю тело его слабеет, и затихает, скрюченное, обугленное, кажется — необратимо мёртвое.
И потом я сижу рядом и жду.
Жду когда он вернётся.
Час или два — я не помню времени. Час или два — ровно столько потребовалось чтобы чернота из с его кожи сошла.
Да, примерно через час или два он заметил меня.
— Керо, — его сухие как камень губы с трудом выговаривают моё имя.
— Ты вернулся, — говорю я, пряча радость ото всей вселенной. — Ты вернулся и, значит, всё будет хорошо.