Несчастный рейс 1313 - Том первый
Шрифт:
– Не может такого быть, - непреклонно ответила Амико, крепче стиснув подругу в успокаивающих объятиях.
– Террористы всегда требуют чего-нибудь. Да и, в конце концов, бессмысленно нас убивать. Ты просто нервничаешь.
– Какой у них может быть 'смысл'?! Ты посмотри на эти рожи! Дикари, вонючие потные дикари!..
– взвизгнула Кейко, и вцепилась в воротник школьной матроски, точно намереваясь разодрать ее сверху донизу.
– Тут даже дышать нельзя... я не могу, пустите!!!
– Тихо, тихо, - успокаивающее поглаживание не помогло, и в следующий миг Амико резко хлопнула подругу по щеке.
Кейко, инстинктивно прижав ладонь к лицу, резко повернулась к подруге и замерла, глядя той в глаза. Крылья ее носика раздувались, грудь тяжело вздымалась, на лбу выступили капельки пота - и дело было не только во влажном тропическом воздухе.
– У тебя истерика, Кейко-тян, приди в себя. Надо сохранять холодную голову... или пытаться, хотя бы.
Девушка тяжело вздохнула и машинально поправила ворот формы, еще совсем недавно чистой, отглаженной, демонстрирующей блеск и мощь японского образования. Ударившая подругу рука скользнула к короткой плиссированной юбочке и одернула ее, как будто в таких мелочах сейчас был хоть какой-то смысл. В этом была вся Акеми: аккуратная, спокойная и рассудительная несмотря ни на что.
Когда Кейко заговорила, было видно, как ее душит злость:
– ...Слушай, не держи меня за истеричку. Я вполне нормальная, и когда мне страшно - так и говорю! Это у тебя в голове одни только эти старые бредни: 'гамбаттэ' - 'будем терпеть, стиснув зубы', 'ямато надэсико не пристало ныть' и прочая ерунда. Ах, благородная дама нашлась! А вот где твоя нагината, чтоб защитить свою честь?! Открой глаза! Для этих дикарей мы - то же самое, что американцы, они нас в клочки готовы порвать, и никто, слышишь, никто нам не поможет!!!
Амико резко вскинула голову. Впервые с начала разговора в ее глазах появилась холодность. Изящно очерченные губы сложились в твердую линию, соболиные брови хмуро изогнулись.
– И что ты предлагаешь? Я так понимаю, современной девушке предпочтительнее орать как сумасшедшей, как ей плохо? Так скажи, какая от этого польза? Хочешь оглушить террористов или вызывать у них омерзение, чтобы не касались тебя? Поясни, какой толк в твоих причитаниях, или, клянусь всеми божествами, я тебе залеплю пощечину посильнее.
Она опустила голову и посмотрела на свою руку. Пальцы мелко подрагивали.
Кейко молчала, глядя на нее, и упавшая на ее лицо тень - погребальный бензиновый костер на той стороне площади уже угас - не давала возможности разобрать ее выражение. Потом она молча наклонилась и положила голову на плечо подруги, обняла ее и крепко прижалась.
Спустя еще пару десятков минут и множество криков, обстановка вокруг начала успокаиваться. Однако это успокоение пленникам не сулило ничего хорошего. Толпа бирманцев слегка рассосалась, но дико заросшие игиловцы продолжали держаться обособленно. Возле клеток с заложниками образовался спор, насколько могла судить Амико.
– Матлифиш вудуралея!
– восклицал, размахивая руками, кряжистый бородатый игиловец - или даже талиб-ренегат - в грязной серой чалме и контрастировавшей с ней новенькой полевой форме натовского образца. Он обращался к кому-то из бирманцев.
– Э-э-э, атыни мин фадлик!
После чего он зачастил на языке, который бирманцы явно понимали лучше.
– Группа захвата имеет право отдохнуть, - говорил он, не понятый пленниками.
– И не надо морочить мне голову, лучше идите и организуйте караулы.
– Вы же поразвлекались уже, бошки поотрезали, чего вам еще надо? Нам же тоже должно что-то достаться!
– отругивался бирманец, начальник караула, с собственническим видом поглядывая на пленников.
– И Зея Уан-у говорил, что за них денег дадут. А вам только бы кишки выпускать.
– Ялла!
– махнул на него рукой воин аллаха.
– Денег дадут! Как говаривал один из тех, кого мы тренировали в Ичкерии, а потом догонят и еще дадут! Ляа, за них не денег дадут, а кишки выпустят. Если уж так хотите, то забирайте их там себе потом. Хотя, может, не всех. А сейчас ана муст ажиль! Мои воины нуждаются в отдыхе. Им нужно бира барид, марихуана и шармутан. Женщины, женщины нужны. У вас их нет, так что мы отберем из этих.
Игиловец ткнул пальцев в набитых в клетку пленников.
– Не дам! Задаром, тем более, - решительно заявил бирманец, но в его словах чувствовался намек.
– Выпустят там кишки, не выпустят, тут уж не ваше дело. Мы договорились поделиться, вот и поделились. Теперь они наши, вот.
– Я сказал, 'может быть'. Я сказал, 'не всех', - непреклонно ответствовал игиловец и ухмыльнулся.
– В конце концов, мы тоже можем поделиться. Кто ж говорит, что мы их конфискуем? Однако воинам надо отдохнуть. И нашим, и вашим.
– Вот это уже другой разговор, - довольно ухмыльнулся бирманец.
– Вы же там, в самолете, сразу у всех собрали и телефоны, и кошельки? Телефоны оставьте себе, а вот половина кошельков по праву наша.
– Да забирайте хоть все, - фыркнул игиловец.
– Кого вам нужно? Американских и еврейских щенков вы вроде бы уже забрали?
– Жидов и американцев мы уже обработали. Но теперь у нас немножко другие условия, сойдут любые западные собаки из тех, кто лижет пятки этим кафирам. Мои ребята сейчас подойдут и возьмут из клеток, кого надо. Нам нужны женщины. Возьмем немного, не бойся, потом отдадим вам в целости. Ну, почти.
Бирманец повернулся, хозяйским взглядом осматривая своих подопечных.
– Хо-хо, западных вам подавай. Губа не дура! Так ведь за них больше всего выкуп дадут. Может, индонезиек возьмете? Или вам непременно белокожих?
– Белокожих или нет, главное - чистых. Надоели грязные шлюхи, хочется приличных женщин, - игиловец глумливо заржал.
– Вон там эта, в форме стюардессы хороша. Еще вон та ничего. Мои парни их отведут.
Он тыкал пальцем в женщин, которым суждено было вскоре стать жертвами самого страшного из надругательств. Амико, подсознательно догадавшись о мерзких намерениях незнакомых мужчин, почувствовала, как сердце ее падает куда-то вниз, когда толстый кривой палец указал на них с Кейко.