Несколько дней из жизни следователя (сборник)
Шрифт:
Уроки Пархоменко
— Владимир Константинович?.. — к такому обращению Владимир еще не привык и потому не сразу отозвался в телефонную трубку:—...Это я... Слушаю.
— С вами говорит прокурор Ленинского района Москвы Пархоменко.
— Я вас слушаю. А почему, собственно...
— Решением отдела кадров прокуратуры города вы направлены на стажировку к нам. Хотелось бы познакомиться с будущим работником.
— Я готов, но...
— Вы можете завтра в одиннадцать ноль-ноль быть
— Да.
Владимир положил трубку и перевел дыхание. Начиналось то, чего он так долго ждал. И все-таки это было неожиданно. Он сидел, переполненный самыми разными чувствами: страх (как бы не ударить в грязь лицом!) сменяла радость (наконец-то мечта сбывается!), потом—сомнение (получится ли?), отчаяние (что же будет в случае неудачи?). Потом все это пошло-поехало по новому кругу, и Панферов вновь радовался, сомневался, надеялся, отчаивался, пока, наконец, не взял себя в руки: завтра!..
На другой день ровно в одиннадцать Владимир переступил порог кабинета прокурора Ленинского района и увидел сидящего за столом человека в форме старшего советника юстиции.
Как описать его внешность?
Если б Панферову (случись такое чудо!) дали в руки кисть и предложили изобразить свой идеал прокурора, то в меру вдруг открывшихся художественных талантов (второе чудо!) его произведение было бы портретом Леонида Васильевича Пархоменко.
...Он рассказывал прокурору о матери, об отце, погибшем в 45-м в Чехословакии, об отчиме, о детстве на Зацепе, о службе в армии, о том, как дважды поступал на юрфак МГУ и только на второй раз поступил. Рассказывал, удивляясь доверию, которое с первых минут знакомства почувствовал к этому человеку.
А тот слушал, кивал, задавал новые вопросы.
— Вы работали механиком по ремонту электронных машин.— Леонид Васильевич внимательно разглядывал собеседника. — Были случаи, когда допускали брак?
— Были, — сознался Владимир, — правда, редко...
И как вы себя чувствовали в такие редкие минуты?
Панферов поежился.
— Хуже некуда...
Пархоменко встал, прошелся по кабинету и сел почему-то не в свое кресло, а на стул рядом.
— С сегодняшнего дня вы должны запомнить: мы не имеем права на ошибки, потому что наш брак — это искалеченная судьба человека. И часто — не только его одного...
И еще я прошу вас запомнить следующее. Мы не имеем права и на профессиональную деформацию души. Нам нельзя привыкать к слезам, крови, человеческому горю. Если однажды вы почувствуете, что начинаете привыкать, немедленно уходите из органов.
...Пройдет ровно десять лет, и прокурор Железнодорожного района Москвы Владимир Константинович Панферов эту мысль почти слово в слово повторит уже своим ученикам. Но это будет ровно через десять лет, а тогда он внимал каждому слову, чувствуя, как растет желание работать только здесь, рядом с этим удивительным человеком.
— За период стажировки вы познакомитесь со всеми сторонами деятельности прокуратуры, — продолжал Леонид Васильевич, — и со временем определите тот участок, на котором захотите работать.
— Ну а проходить стажировку, — прокурор впервые улыбнулся,— вы будете, так сказать, почти по системе Станиславского.
— Как это? — Не удержался от вопроса Владимир.
— Театр начинается с вешалки, а прокуратура — с канцелярии.
И заметив, как вытянулось лицо стажера, прокурор уже без улыбки повторил:
— Именно — с канцелярии.
Утром Панферов шагал в прокуратуру с надеждой, что его стажировка начнется с участия в расследовании, пусть не убийства, но достаточно серьезного преступления, и, конечно же, даже не предполагал, что его первый, а за ним и многие другие дни будут посвящены знакомству с различными законодательными актами, положениями, инструкциями, чтению писем, заявлений, тщательным их проверкам и не менее тщательным ответам.
— К письмам и заявлениям, — не уставал повторять прокурор стажеру, — нужно относиться с предельным вниманием. И помнить, что это настоящий источник информации о различных нарушениях законности. Что вы можете сказать по поводу вот этого, например, письма?
Владимир читал длинное серьезное письмо пенсионера, который, казалось, был зол на весь белый свет за то, что сосед за стеной поздно выключал телевизор, за то, что опять отключили горячую воду, что по утрам громко лают собаки, которых хозяева выводят во двор, что никак не откроют после ремонта ближайшую булочную, что...
— Так что вы скажете?
Владимир раздраженно пожимал плечами:
— Не дай бог такого соседа.
— Напрасно, — возражал прокурор. — Ведь то, что вы прочитали, — лишь следствие. А причина в другом. В том, что этому человеку четвертый день не приносят пенсию. Вы обратили внимание на эту фразу в конце письма?.. — Пенсионер разнервничался и стал видеть все в черном цвете. Позвоните в райсобес, узнайте, в чем дело?..
Каждый новый день Владимира ждало какое-то открытие. Он выезжал с Пархоменко на процессы, присутствовал на допросах, встречах и беседах с людьми, приходившими к прокурору вместе с ворохом своих горестей, бед и обид.
Как правило, Леонид Васильевич сообщал стажеру исходные данные проблемы, которую надо было решить, предлагал найти свое решение. И потом, часто засиживаясь допоздна, они анализировали разные варианты, стараясь определить, какой из них будет короче к достижению цели.
Но, как говорится, все, что имеет свое начало, имеет и свой конец. Пришел день, когда прокурор поручил наконец Панферову самостоятельную работу.
Тонкую папку уголовного дела Владимир начал перелистывать еще в коридоре, горя желанием доказать, что он умеет не только разбирать жалобы и писать ответы и справки. Имевшиеся материалы давали точную картину происшествия на станции метро «Спортивная». Возвращавшийся после футбольного матча Ерохин Владимир Сергеевич, 1942 года рождения («надо же, ровесник»,— отметил невольно Панферов), «нарушил правила оплаты проезда в метрополитене, на замечания сотрудника милиции не реагировал, при задержании оказал сопротивление...»