Несомненная реальность
Шрифт:
Он быстро пожал всем собеседникам руки и вышел, почти выбежал на улицу. Сердце колотилось. Думай, что и как говоришь, придурок, зло ругнул он себя. Иначе плохо кончишь. Ишь, раскомандовался… Ладно, пронесло, и на том спасибо.
Полуденное солнце близилось к зениту, редкие перистые облачка безмятежно висели на голубом небосклоне. Утренняя знобкая прохлада рассеялась, и ветерок рассеянно гонял по мостовой желтые и красные листья. Но в его ласковом дуновении отчетливо сквозило ледяное дыхание надвигающейся зимы. Осень властно вступала в своим права. Олег глубоко вздохнул и покрутил головой в поисках извозчика. Пожалуй,
Трое оставшихся в конторе какое-то время молча смотрели друг на друга. Первым очнулся профессор.
– Значит, дражайший Федор Федорович, вы утверждаете, что этот человек – чиновник департамента московской управы? – с сарказмом спросил он. – Уж позвольте не поверить. Я за свою жизнь чиновников навидался. Чтобы кто-то из этих st?mpfsinnig Dummpkopfs сумел на равных спорить со мной, да еще и убедить меня?
Фэ! – он ехидно фыркнул.
– Да, – согласился Гакенталь. – Не похож. Совсем не похож. Вы бы видели, как вчера в ресторане он разговаривал с моими знакомыми инженерами об угольной промышленности! О шахтном деле никакого представления не имеет, Кузбасс от Донбасса не отличает, но ведь вопросы о таких вещах задает, о которых даже я ни сном ни духом…
– И как на днях лазил по нашему заводу, это тоже видеть надо, – задумчиво добавил Овчинников. – Любопытный, как щенок, но явно на производстве не впервой.
Аккуратен, в опасные места сам не лезет, головой зря не рискует. Каску попросил – нет, вы только подумайте! Каску, как солдат! Смешно на первый взгляд, но если подумать… Нет, господа, тут дело нечисто. Не бывает таких знающих чиновников, умеющих к тому же слушать и понимать.
– Почему же, бывают иногда, – не согласился Гакенталь. – Но отнюдь не в управе.
Он уже не мальчик, в его возрасте и с его умом уже либо высоких чинов достигают, либо с государственной службы уходят благодаря проискам завистливого начальства.
Да и тон его… командирский, причем неосознанно-командирский, словно и мысли не допускает, что могут не согласиться… Вот министром я господина Кислицына очень хорошо себе представляю, тем паче командует он соответственно. А инспектором городской управы – нет, не представляю.
– Шпион? – полуиронично-полусерьезно осведомился инженер.
– Тогда я папа римский, – хмыкнул заводчик. – Да пусть хоть шпион, мне все равно, если такие идеи дарит. Жаль, что в инженеры ко мне не пошел. Подучили бы, и был бы тебе, Степан, достойный товарищ. В наше время, когда все только о политике и думают, толковые люди ох как редки. Жаль…
– Откуда он взялся, такой умный и проницательный? – осведомился профессор, тяжело поднимаясь на ноги. – В Санкт-Петербурге не был, Москву не знает…
Каменск – это где?
– Он сказал, что где-то в Екатеринбургском уезде Пермской губернии, – пожал плечами Овчинников. – Екатеринбург я знаю, это промышленный город на Урале. А вот про Каменск не слышал никогда. Ну, мало ли в России небольших городов? Но тут я нашему Олегу свет Захаровичу совершенно определенно не верю. Чтобы в захолустье нашелся человек с подобным уровнем знаний?
– В общем, темна вода во облацех, – задумчиво
– Управлюсь, – твердо кивнул инженер. – Надо только прикинуть, кого из мастеров на это дело поставить. Надежный должен быть человек, не пить, политикой не интересоваться. И с толковыми рабочими тоже туго.
– Ну, найдешь кого-нибудь, – хмыкнул заводчик. – Чай, немаленький у меня завод, людей хватает. И присматривай самолично.
– Сделаем, Федор Федорович, – твердо кивнул Овчинников. – Обязательно сделаем.
– Как идет подготовка к восстанию?
Говорящий был хмур и лаконичен. С раннего утра у него болела голова и текло из носа, и больше всего ему хотелось выпить полстакана водки с перцем и закутаться в одеяло у себя на кровати. Но долг не позволял ему пренебречь таким важным делом, как очередное собрание. Особенно сейчас, когда успех уже был рядом, рукой подать… Он обвел взглядом сумрачную комнату, забитую народом, – на сей раз для проведения встречи избрали местом одну из подсобок Трехгорной мануфактуры. – Товарищ Черномордик?
– Рабочие настроены правильно, – не менее хмуро откликнулся тот, к кому обращались. – Особенно распространено понимание ситуации на орехово-зуевских мануфактурах. Впрочем, в городе тоже процент сознательных товарищей достаточно высок. На нашей стороне не только рабочие, но и революционные студенты, и даже некоторые фабриканты наподобие Шмита.
– То есть мы определенно можем рассчитывать, что в нужный момент мы сможем вывести людей на улицы? – уточнил председатель собрания.
– Да, товарищ Худой, – согласился товарищ Черномордик, в обычной жизни носивший фамилию Ларионов. – Люди готовы, боевые дружины сформируем в течение одного-двух дней после сигнала. Дело только за самим сигналом. Ну, и за оружием тоже.
– Хорошо, – кивнул председатель. – Товарищ Николай Матвеевич, что вы можете сказать об оружии?
– С оружием проблем не будет, – нехорошо усмехнулся тот. – Револьверов у нас хватит, чтобы пол-Москвы вооружить. Взрывчатка также запасена, спасибо товарищу Ильину из эсэров и продажным интендантам Московского гарнизона. Иногда у меня возникает впечатление, что самодержавие в России прогнило настолько, что и усилий особых не надо – только пальцем толкни, и само рухнет.
– Рано торжествуете, товарищ, – холодно оборвал его председатель. – Не одного нашего соратника подвела излишняя самоуверенность. Самодержавие прогнило, но сопротивляться будет до последнего. Борьба ожидается долгой и кровавой.
Человек, известный под партийной кличкой "Николай Матвеевич", лишь пожал плечами.
– Значит, станем бороться и проливать кровь, – пробурчал он. – Не впервой.
– Не сомневаюсь, – председатель сухо кивнул и громко высморкался в уже изрядно промоченный носовой платок. – Товарищ Седой, что насчет винтовок?
– С винтовками пока туго, – виновато пожал тот плечами. – Есть у нас выходы на заводчиков через товарищей за границей, но плохо дело идет. Подозрительные какие-то эти сволочи, все выспрашивают, что да как. Самая реальная зацепка – торгуем у одного пройдохи во Франции два вагона ружей. Где он их украл – непонятно, но явно украл, а не купил. И все равно жмется, цену ломит, не продает.