Неспортивное поведение
Шрифт:
— Конечно, могу. — Он усмехнулся. — Пришло время для того, чтобы мой мальчик справился со всем этим.
— Но…
— Гнев всегда побеждает, Кинси. Невозможно скрывать свои чувства вечно. — Голос папы стал тише. — И этот мальчик так долго сдерживал в себе гнев, что меня совсем не шокирует, что тот нашел выход. Джекс злится на тебя, злится на меня.
— Почему он на тебя злится?
— О, милая. — Папа шагнул ко мне, а затем наклонился, заглядывая мне в лицо. — Потому что он не может сердиться на рак, ему нужно что-то ощутимое, на что можно сердиться, поэтому он злится на меня, на тебя, но
— Но что ты собираешься с этим делать?
Папа посмотрел на темный экран телевизора.
— Совсем ничего.
— Но…
— Кинси, печенье уже остыло. Надеюсь, ты счастлива.
Папа ушел, оставив меня одну в гостиной. И я задалась вопросом, перестанет ли мой брат всех спасать… перестанет ли он спасать самого себя?
ГЛАВА 32
ДЖЕКС
Я позволил горячей воде колоть мою спину, словно маленькими иглами. Это не помогло избавиться от боли.
Больше ничего не помогало.
Я подвел отца.
Подвел Кинси.
Подвел свою команду.
Подвел, подвел, подвел, подвел.
— Нам нужно поговорить. — Это появился Миллер.
Я не был в настроении, чтобы его видеть.
Мы проиграли игру.
И во всем был виноват я.
Во всем.
Я не мог заставить себя взглянуть на экран телефона из-за страха, что Харли обругала мою жалкую задницу, что ей из-за меня стыдно, или, что еще хуже, отец прислал мне сообщение, что он разочарован.
И Кинс…
У меня сжалось сердце.
— Да, хорошо. — Я схватил полотенце, обернул его вокруг талии и последовал за Миллером в раздевалку.
Санчес все еще был в форме, так же как и Миллер.
Остальная команда исчезла.
Что за черт?
— Это… — Миллер широко расставил руки. — Это интервенция.
— Мы хотели оставить какие-нибудь знаки, — усмехнулся Санчес. — Но мне не удалось найти маркер, и я точно знал, что ты не воспримешь нас всерьез, если я использую розовый, что остался после детей тренера.
— И ты думаешь, что я тебя серьезно воспринимаю сейчас?
— Мы оба подошли к тренеру, сказали, что именно сказал Андерсон. — Миллер скрестил руки на груди. — Он переступил черту.
Я кивнул, все еще так ясно помня те слова, фразы. Он нарочно это сделал, а я заглотил наживку.
После такого гола, думаю, отпраздную, трахнув твою сестру, или ты все время уже это делаешь за спиной Миллера?
Меня охватил гнев.
Она моя сестра.
Моя младшая сестра.
Я никогда не смотрел на нее — желчь скопилась в горле — как-то иначе. Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что ее усыновили, чтобы они не могли использовать ее против меня, или заставить Кинси чувствовать себя плохо, но Андерсон все разболтал.
Он был манипулятивным сукиным сыном, который кормился за счет боли других людей. И увидев, что Кинси теперь с
— И? — мой голос был хриплым.
— Его выгнали из команды. — Миллер пожал плечами. Я заметно расслабился. — Помогло то, что я сообщить тренеру о его прошлом с Кинси.
— Ты сделал что? — взревел я. — Ты не имел права говорить об этом тренеру!
Санчес прижал руку к моей груди и оттолкнул меня назад.
— Вообще-то, так как Миллер ее любит, он вроде имеет право. Любовь — она такая, мужик, она защищает, и не тем, что все скрывает, а честностью.
Я моргнул.
— Да ты меня разыгрываешь!?
— Я люблю ее. — Миллера посмотрел мне в глаза. — Я сделаю что угодно, чтобы ее защитить.
— Это не касается тренера. Это никого, черт возьми, не касается!
— Ты не можешь исправить все! — крикнул Миллер. — Боже, посмотри на себя! Ты в кошмарном состоянии! — Друг стал лицом к лицу со мной. — Ты не только лучший квотербек в лиге, но и наша семья, и ты все разрушаешь только потому, что не можешь видеть ничего вокруг из-за собственной проклятой гордости! Да, я ее люблю, но и ты все еще можешь ее любить! И да, отстойно, что твой отец болен, но, по крайней мере, у вас с ним есть время. У тебя есть команда, которая рассчитывает на тебя. Рассчитывает, что ты их поведешь за собой! Хочешь быть героем? Тогда веди себя как герой! Начиная с этого момента. — Он пихнул меня к стене. — Проглоти свою гордость, извинись перед командой и поговори с Кинси. Разберись со своим дерьмом и осознай, что жизнь состоит не в том, чтобы запомнить каждую игру. Жизнь не идеальна, не всегда все будет идти по твоему плану. Иногда случается всякая хрень, и все, что ты можешь сделать — реагировать на это так, чтобы твоя реакция была достойна того, как на тебя каждый чертов день смотрит твоя младшая сестра, твоя команда, как мы на тебя смотрим.
Санчес вздохнул.
— Для записи — в большинстве случаев, я смотрю на тебя, как на гигантского придурка.
Миллер усмехнулся.
Я прикусил нижнюю губу, чтобы не сделать что-нибудь безумное, например не рассмеяться в такой напряженной ситуации, но ничего не смог с этим поделать. Я издал смешок, а затем еще один.
А затем мы все трое вытирали слезы с глаз от смеха.
Братья.
Они были мне как братья.
Смех сошел на нет.
Я посмотрел на Миллера, по-настоящему на него посмотрел, и ощутил себя так, словно наши обязанности изменились, словно я передал ему заботу о Кинс, даже не понимая, что мне нужно было ее отпустить.
Отпустить Кинси.
— Ты действительно ее любишь?
— Да, мужик. — Миллер кивнул. — Действительно люблю.
— И если она заболеет…
— Я приготовлю ей суп, — раздраженно вздохнув, перебил он. — Я обо всем позабочусь. Просто позволь мне это, брат.
Я кивнул, не веря своему голосу.
Санчес скрестил руки на груди и покачал головой.
— Парни, знаю, что это был один из тех моментов… так что осталось сделать только одно. — Он обнял нас обоих, игнорируя наши с Миллером ругательства и крики.