Нестандартный вариант
Шрифт:
Я поставил чемоданчик, демонстративно выложил пистолет на стол и, придвинув к себе пустую тарелку, начал накладывать всего понемногу. Попытка смутить недовольным молчанием не удалась. Никита пристроился напротив и тоже принялся с аппетитом угощаться. Потом он деловито свинтил пробку с бутылки и налил сначала себе, а потом мне в стограммовый стаканчик. Я сделал удивленное лицо.
– Виноват, - без тени раскаяния сообщил он, - но так уж вышло. Мне нужен был человек, чтобы не из местных и при этом без связей дома. Ты очень удачно подвернулся. И тебе хорошо, и мне совсем не криво. Тем более мы давно знакомы, я уверен, что ты не гнида какая и нормально сработаемся. Чем хочешь, поклянусь, никаких коварных планов заранее не лелеял, хотел тебя постепенно ввести в курс дела. Просто крепко сглупил, они наверняка за тем домом следили. Причем полиция двоих сразу опознала.
За наше здоровье!
– протягивая стаканчик, провозгласил он.
– А стоит?
– с сомнением спросил я, чокаясь.
– Сегодня мы не на работе. Я честно травлю байки, потом выслушаю комментарии. Захочешь, поступишь на службу и тогда уж будь любезен воспринимать меня в качестве прямого начальника. Дельные советы с благодарностью принимаются, указания и поучения засунь себе в задницу. Меня не учили глубинному внедрению, ты, на сколько мне известно, тоже не Йоган Вайс вперемешку с Абелем. Не понравится, уйдешь домой. Деньги я тебе дам, хорошего адвоката подскажу, а дальше уже твои проблемы.
– И?
– И свершили они великое дело, - загробным голосом поведал Никита, продолжая прерванный рассказ.
– Нажали, что там нужно нажать. Соединили что там необходимо в тонких законах мироздания и упс! Можно отправляться в экспедицию. Для этого пригласили меня. Я первый посетитель других миров, практически Гагарин. Только вот с известностью у меня швах. Я люблю проходить в маске, как Зорро.
Глава 2. Первый полет.
Никита шел по городу, никуда не торопясь и с большим вниманием изучая всех подающихся навстречу представительниц женского пола. Даже возраст не особо влиял, главное чтобы не пенсионерка. Некоторые, заметив его пристальный взгляд, поспешно направлялись в противоположную сторону. Он сам прекрасно понимал, как выглядит, и что они могли подумать, но ничего поделать с собой не мог. В голове застрявшей пластинкой крутилось: «Мороз и Солнце, день чудесный». Мороза пока не наблюдалось, но этим исчерпывалось в основном его поэтические знания, соответствующие моменту и ничего более подходящего не всплывало.
На дворе была поздняя осень 1995г, страна стремительно шла в неизвестном никому направлении, и по улице расслабленной походкой передвигался слегка поддатый, идиотски улыбающийся громила не ниже метр девяносто, изрядно мускулистый, в расстегнутой до пупа рубашке и потертой кожаной куртке. Голова с короткой стрижкой и под глазом изрядный фингал. По нынешним временам не то мелкий бандит, не то просто изрядный отморозок с которым связываться не стоит.
На самом деле он только на днях вернулся домой, дембельнувшись из доблестной армейской группировки в Чечне и пребывал в перманентном состоянии радости от жизни. Даже выпивка была особо не нужна для прекрасного настроения. Практически целый, не считая двух минометных осколков, выковырянных прямо на месте пальцами, так неглубоко они сидели в плече и больше никаких командиров. А вместо осточертевших физиономий товарищей и угрюмых рож местного населения и стрельбы девушки! Блондинки, брюнетки, шатенки, рыжие… Высокие, маленькие, худые и полненькие - все приводили его в восхищение. Ни холодный ветер, ни угрюмые лица на улицах, ни даже измученная вечным безденежьем мать не могли испортить его прекрасного настроения.
Он прошел через знакомый с детства, но еще более загаженный чем раньше двор, с новыми упражнениями в письменности для особо недоразвитых малолетних школьников, поднялся на три ступеньки, прошел мимо с момента его отъезда не закрывающейся сильно побитой двери в подъезд и ткнул пальцем в привычно задребезжавший звонок. Через минуту дверь открылась без всяких: «Кто там?» и на пороге обнаружился отец. Нисколько не удивившись, он приветственно кивнул, и широко махнув рукой, провозгласил: - Заходи!
Послушно топая сзади, мимо кучи непонятных приборов, валяющихся прямо на полу, где попало, Никита попал на кухню. На столе и в раковине громоздились грязные тарелки и пустые бутылки. Это было достаточно странно. Никогда отец не был большим любителем закладывать за воротник. Всю жизнь он проработал в каком-то суперсекретном НИИ в качестве человека с золотыми руками. При желании мог собрать что угодно из чего угодно, за что и ценился и всегда очень неплохо жил.
Ученые, говорил он, они как дети. Вечно что-то придумывают, но все теоретически. Довести до ума способен только я! И создавал очередной бульбулятор неизвестно для чего предназначенный, по очень приблизительным наметкам. Очередь к нему стояла всегда, и он мог выбирать, кого принять со всем возможным радушием, а кого и послать.
При всей его вечной безалаберности дома всегда был замечательный порядок, и все лежало на своих местах. Чистота тоже была если не идеальная, то вполне на уровне, как положено старому холостяку, достаточно часто приводящему к себе разнообразнейших девиц. Был он всю жизнь прекрасно сложен, хотя ни каких зарядок и занятий спортом за ним отроду не числилось, просто от рождения, что называется, имел удачных предков, да и язык прекрасно подвешенный.
Отец всю жизнь был изрядный ходок, так что по молодости Никита ему даже завидовал, страдая изрядной стеснительностью в общении с противоположным полом. Со временем выяснилось, что и телосложение и умение вешать лапшу на уши, да и навыки работы руками, он щедро передал сыну вместе со своими генами, так что зависть исчезла. Сам научился и перед институтом загулял на всю катушку. На чем и погорел как швед под Полтавой. Очередные веселые посиделки закончились пьяными разборками и сильным мордобитием, в котором в теории он выступал лицом пострадавшим, а практически мог и загреметь в отдаленные места. Очень дальние на крайнем севере с колючей проволокой. Телесные повреждения, которые можно было запросто оформить как тяжкие. А нечего было к чужой девчонке приставать. Только настроился на лирику, а тут подваливает пьяное мурло, да еще и в компании. Не начал бы первым, отделали бы моментально. Шпана она и есть шпана. Вот только повернуть это по-разному можно было. Хорошо еще Родине срочно требовались молодые парни в качестве пушечного мяса, а то мог бы и сесть. А так пронесло, прямиком в военкомат из обезьянника загремел. Даже домой позвонить дали уже на сборном пункте, не раньше. В качестве одолжения поехал в армию вместо зоны. Положа руку на сердце не самый плохой вариант. В данном случае. А то некоторые и не возвращались. Вернее приезжали домой, но уже в гробах.
Вот отец таких проколов не допускал никогда. Охмурить мимоходом девицу, вполне годящуюся ему даже не в дочки, а во внучки - это он мог без проблем. Потом в один прекрасный день страшно увлекался очередным прибором, который доводил на работе и напрочь забывал про свою горячую любовь. Как при этом он умудрялся расставаться с очередной красавицей легко и без проблем, оставалось всю жизнь выше понимания Никиты. Наверное, длительный опыт. Никаких скандалов и битья посуды. Даже анонимок в партком в советское время не писали, но всегда были готовы прибежать по первому зову. Даже его мать вспоминала о прошлом с ностальгическими вздохами и никогда не пыталась мешать их встречам. Скорее наоборот. В детстве постоянно подталкивала его ходить в гости. Уже повзрослев, он понял, что она все на что-то надеялась.
Сейчас квартира, в которую Никита мельком заглянул, больше напоминала барахолку. Все разбросано как попало и груды разнообразнейших приборов со снятыми крышками и выдранными потрохами. Некоторые он мог опознать, но большинство видел в первый раз. Еще не помойка, но где-то на пути к этому.
– С возвращением, - сказал отец, наливая в стаканы из полупустой бутылки. Он задумчиво посмотрел на нее и попытался выдавить себе в плохо помытый стакан дополнительно пару капель. Никита понял, что отец еще окончательно не сбрендил, помнит, что он не из школы прибыл в гости и, не ломаясь, выпил.
– Что случилось за время моего отсутствия, - пытаясь найти на столе хоть что-то съедобное, поинтересовался Никита. Обнаружил на одной из тарелок недоеденный огурец и поспешно запихал в рот.
– Да так, - грустно поведал отец, - что и у всех… Больше ничего не производим, исключительно воруем по прежнему месту работы и продаем. Зарплату тоже не платят уже третий месяц.
– А вот это все?
– Федор Иванович умер. Собрались старые знакомые - помянули.
Никита смутно припомнил уже пожилого абсолютно лысого прибабахнутого отцова приятеля с множеством научных званий в вечно мятой рубашке. Он внимательно посмотрел на отца. Хоть и изрядно несвежий вид имеет, но вовсе не в меланхолии. Вон как глаза блестят, и смотрит с интересом. Раньше в таких случаях он выдавал очередную идею на тему погулять и порезвиться.