Несусветный эскадрон
Шрифт:
Господина барона поставили на ноги – и при очередной попытке барана взять разбег с него всю монументальность как ветром сдуло. Господин барон попросту побежал по дорожке к усадьбе, причем побежал босиком, потому что пантуфли увязли в свалке. И бежал он, совсем несолидно подхвативши полы халата, – лишь бы подальше от ополоумевшего барана.
Пока растаскивали и приводили в чувство девиц, пока ловили барана и усмиряли болонок, Мач прокрался в дальний конец парка, махнул через ограду и понесся прочь со всех ног.
Положение возникло – хуже не
Кроме всего, он поцарапал в розовых кустах лицо и руки, порвал рубашку. Дома показываться в таком виде, мягко говоря, не стоило. Умнее всего было бы найти Качу и попросить ее помощи. У девушки вполне могли быть при себе иголка и нитки, хотя, скорее уж, она прихватила спицы с клубком. Хорошая пастушка успевала за день, проведенный на пастбище, связать рукавицу. Мач всегда удивлялся, как это девушки вяжут на ходу, да еще и напевают при этом. Или ей дали ручной ткацкий станочек, чтобы за день она изготовила пояс.
Он отыскал Качу там, куда она обычно выгоняла овец. И явился как раз вовремя – девушка присела на кочке под кустом и устроилась перекусить.
Она достала из узелка выданный ей на весь день огромный ломоть хлеба и задумчиво на него смотрела. Вроде и рука сама к нему тянулась, однако что-то запрещало поднести этот черный, душистый, вкуснейший, хотя и выпеченный с отрубями, даже чуть ли не с соломой хлеб. Был еще туесок с квашей, поставленный от жары в самую середину развесистого куста.
Увидев этот туесок, Мач вспомнил, что с самого утра ничего не пил – только облизал смоченные селедочным рассолом пальцы. И сразу же на него напала жажда. С каждым шагом она делалась все неприятнее. А когда Кача запрокинула голову, угощаясь из туеска, Мачу и вовсе чуть худо не стало.
– Не угостишь? – спросил, возникая из куста, Мач.
Кача чуть не выронила туесок с кисловатой и прохладной курземской квашей, главным летним блюдом косцов и пастухов.
– Кто это тебя так отделал? Ты что, с кошками воевал? – ошарашенно спросила она.
– С бараном, – честно и лаконично отвечал Мач.
Но в это трудно было поверить.
– Где ж ты раздобыл барана с когтями? – язвительно полюбопытствовала девушка. – Небось, в Риге купил, деньги платил?
– Это не когти, – понуро объяснил Мач. – Это господские розы, будь они неладны…
И тогда, разумеется, Кача потребовала подробного отчета о всех событиях этого бурного утра.
– Откуда же я знал, что господин барон сам туда забредет? – оправдывался парень, поглядывая на туесок. – Я хотел только этого подлизу Прициса проучить! Представляешь, как он с перепугу на грядки грохнулся? Да он же сам все и подсказал… Когда господин барон дал ему эти немецкие семена, Прицис три дня ворчал – что за господские причуды, не семена, а селедочная икра, что путного вырастет из этой икры!.. Ну, я и решил ему показать, что путного вырастет из икры…
Кача нахмурилась.
– Когда Прициса пороть поведут, он сразу все вспомнит, – хмуро сказала мудрая невеста. – Как ты его про селедочную икру расспрашивал… Не он – так
– Под розги не лягу! – хрипло, но решительно заявил Мач. – Прициса-то давно пора… доносчик он подлый, а не садовник… вместе с внучком!
Перед внутренним взором Мача встала длинная блеклая физиономия, которую свисающие вдоль щек льняные пряди делали еще длиннее и неприятней. К тому же, внучек вымахал на две головы повыша Мача, и это тоже было неприятно.
– Далеко не убежишь, – сразу поняв намерение неудачного своего жениха, возразила Кача. – У тебя и денег-то нет…
– Дай хоть кваши хлебнуть, – попросил Мач. Теперь селедочная проделка не казалась ему больше такой замечательной. – Пить хочу, прямо помираю от жажды.
Кача протянула было ему туесок, но вдруг окаменела. Что-то следовало сейчас сделать… что-то важное… выполнить долг…
Другой рукой она провела по груди и нашарила каменный пузырек. Бессознательно Кача нашла на шее волосяной тонкости кожаный шнурок и потянула за него. Каменный пузырек медленно пополз вверх, к вороту рубахи.
– Если тебе дать – ты прямо до дна все выпьешь, – сказала Кача. – Дай-ка я еще отхлебну.
Она поднесла туесок к губам. И руки сами сделали все, что требовалось. Одна держала туесок так, чтобы понадежнее прикрыть грудь. Другая вытянула из-под рубахи шнурок с каменным пузырьком. Отнимая край туеска от губ, Кача ловко плеснула в него прозрачного зелья. И проделала это настолько быстро, что Мач ровно ничего не заметил. Очень удивилась Кача, как это у нее получилось, а главное – зачем? Ей даже показалось странным – откуда вдруг на шее взялся такой странный то ли талисман, то ли оберег? И тут же Кача поняла, что пузырек был всегда.
– Где же тебя спрятать? – задумчиво спросила Кача, протягивая туесок и уже не думая о пузырьке.
– Если б я знал! Счастье еще, что меня никто там не видел. А все этот проклятый баран… Я думал, он меня с ног собьет, такая здоровенная туша! Сам удивился, когда устоял. Домой мне показываться нельзя. Может, я у вас на сеновале заночую?
Мач отпил прохладной и приятно кисловатой кваши. Несколько мгновений длилось полнейшее блаженство! Оно текло от горла вниз, к животу, и наполняло тело сладостной свежестью. Стало легко и привольно, как будто все неприятности разом кончились.
И тут Мача осенило.
– Мне же ненадолго! – воскликнул он. – Мне бы только несколько дней переждать! А потом придут французы!
– Какие еще тебе французы? – изумилась Кача.
– Французская армия, которая всех освободит! – и тут на круглой физиономии Мача изобразился такой отчаянный восторг, что мудрой невесте стало даже как-то страшновато. – Пасторский кучер говорил, а он с пастором вчера из Митавы вернулся, что французы уже близко! И русские господа улепетывают!
Мач произнес это – и вкралось в его душу некое подозрение. Ведь он не видел пасторского кучера уже довольно долго, не меньше недели. Да и не собирался пастор в Митаву, ему здесь дел хватало.