Несвятое семейство
Шрифт:
Отец Велимир, осознав весомость представленных аргументов, вел себя тихо. Но вот «мерс» с простреленным Алькой колесом поволокло в сторону, а охреневший водитель начал тормозить, и машину вовсе утащило на обочину.
Шепелева бросило головой о боковое стекло, парень, приставивший к голове Фокина пистолет, ткнулся носом в переднее сиденье – и тут уж Афанасий не сумел удержать себя от того, чтобы не сделать пару-тройку лишних движений.
Он выбросил перед собой скованные наручниками здоровенные ручищи и ударил ими по голове своего сторожа – в точку чуть пониже левого
Нет надобности говорить, что этот удар, сильно, умело и точно нанесенный специалистом в этом деле, вырубил парня, как умелый лесоруб вырубает в бору тонкую молоденькую сосенку.
Почти тут же Фокин ударил локтем сидящего слева от него Шепелева, еще не пришедшего в себя после тычка в стекло, и поверг его в совсем уж сомнамбулическое состояние.
Водитель, однако, успел уклониться от смертельно опасного захвата мощных рук Афанасия и выскочить из машины. Но только для того, чтобы попасть под удар набегающего Свиридова – такой сильный, что водила не устоял на ногах и ткнулся носом в придорожную пыль.
И получил еще один – прямой в голову, от которого потерял сознание и отправился в коматоз.
Самым расторопным оказался, как это ни странно, толстый и рыхлый Маркелов.
Он успел перехватить пистолет, выпавший из ослабевшей руки оглушенного Афанасием офицера ФСБ, и, выскочив из машины, открыл стрельбу.
Алиса едва успела пригнуться, когда две пули разбили лобовое стекло «Мицубиси Паджеро», а Владимир рухнуть на землю – фонтанчики пыли взлетели буквально в нескольких сантиметрах от него... Свиридов перекувырнулся и, встав на колено, несколько раз выстрелил в Маркелова.
Кирилл Глебович выронил пистолет и с каким-то детским изумлением перевел взгляд ниже, на свой толстый живот, на котором проступило кровавое пятно и быстро расплылось на белоснежной рубашке. Потом шагнул вперед и упал на одно колено.
– Ты что же это, сука? – удивленно спросил он, отнимая от раны перемазанные в крови кончики пальцев. – Ты что же это...
Фраза осталась незаконченной: Кирилл Глебович упал на землю.
– «И тогда главврач Маргулис-сь... телевизерр запретил!» – торжествующе заорал Фокин, выскакивая из «Мерса» и таща за собой полуоглушенного Шепелева. – Ну что, тварь... взял? – И он швырнул Януария Николаевича на землю. – Не того искал, придурок!
Шепелев оторвал от земли перепачканное в пыли лицо и тихо спросил у подошедшего Свиридова:
– Кто вы... такой?
За Владимира ответил неожиданно тихим, но внятным и упруго вибрирующим голосом Афанасий Фокин:
– А это и есть Робин. Тот самый, что с полукилометра прострелил башку Сафонову. Китобой сдал тебе не того.
– Это правда? – спросил Януарий Николаевич, садясь на корточки и ощупывая гудящую голову.
Только тут Владимир почувствовал, как он устал от этой погони, бессонной ночи, встрясок, перестрелок и схваток. Только тут он почувствовал, как раскалывается от боли и слабо кровоточит пробитая голова, как ноет ушибленное еще там, в пустом бассейне, плечо, как в кончиках пальцев придушенной маленькой птицей бьется кровь и клубком змей расползается по жилам непролазная, свинцовая усталость.
–
И тогда Свиридов, не оглядываясь на застывшую на переднем сиденье Алису, которая, вероятно, еще думала, что ей отказывает слух, чувствуя, что только одно слово может спасти и очистить его хотя бы перед лицом самого себя, уронил это слово – короткое и тем не менее означающее слишком много:
– Да.
Шепелев покачал головой и, подняв на Свиридова холодный, стеклянный взгляд, вдруг засмеялся.
– Ты что? – агрессивно спросил его Фокин.
– Сами догадайтесь...
Свиридов повернул голову – и увидел Алису, которая стояла, широко расставив ноги, и целилась в его, Владимира, голову.
– Сколько же лет ты мог мне врать? – тихо проговорила она. – Теперь все понятно... как же я сама не поняла столь очевидное? Господи, ведь у меня было предчувствие, что все это неспроста... Та встреча в ночном клубе, тот разговор и дальше... ведь есть же бог на земле. Значит, это ты, Влодек... убил моих родителей?
– Да.
Наибольший эффект эти слова Алисы оказали, кажется, на отца Велимира. Он сдавленно простонал и, схватившись руками за голову, опустился на землю:
– Ой, какой же я дурак... я забыл...
– Ничего, Афоня, – не двигаясь с места, проговорил Свиридов. – Ты сказал все правильно. Если бы это не сказал ты, пришлось бы говорить мне. Но не при таких благоприятных условиях...
– Бла-го-при-ят-ных? – выдавил Фокин.
– Смотря для чего, – внезапно заговорил Януарий Николаевич. – Для Алисы Владимировны они, например, как нельзя более благоприятны. Алиса Владимировна... ведь вы же так долго искали убийцу своих родителей. Истратили на поиски целое состояние. По сути, исковеркали свою жизнь. И вот теперь он стоит перед вами и подтверждает, что да... это он выполнил заказ спецслужб. Чего же вы медлите?
– Володя, можно, я его пристрелю? – сквозь зубы спросил Фокин.
Свиридов не ответил. Он смотрел в источающие пламя глаза Алисы и думал, что вот так, от руки женщины, которая если и не любила тебя, но, во всяком случае, помнила о твоем существовании долгие годы, – вот так умирать обиднее всего. Он хотел что-то сказать, но снова – как тогда, в доме Китобоя, – не знал, что именно.
Но слова все-таки нашлись. – Да... я бывший киллер «Капеллы». Да и сейчас, откровенно говоря... мои занятия не сильно изменились. Вот поэтому я и не сумел вернуться к тебе после того, как я участвовал в штурме Белого дома. Вот поэтому меня и вычеркнули из списка живых, поместив мою фамилию в список погибших.
– Ты меня уничтожил, Влодек, – сказала Алиса. – Уничтожил. Оказывается, все эти годы я искала тебя... С помощью вот этого человека, который тоже предал меня, но не так больно, как ты.
– У нас нет времени для душещипательных бесед, – жестко проговорил Свиридов. – Через пару минут здесь будут менты. Так что решай, кто из нас предал тебя больней... как ты говоришь. Потому что один из нас не должен оставаться в живых. Потому что тот, кто выживет, спишет вину за перестрелку на мертвого и...