Нет худа без добра

Гудж Эйлин

– Почему ты месяцами не отвечала на мои звонки? – Грейс подняла ладонь. – Да, я помню, что ты сказала мне за ленчем: ты не хочешь, чтобы о тебе говорили. Но я не могу отбросить мысль, что есть другие причины, которые тебя удерживают.

Нола молчала, и выражение ее лица становилось все более зажатым. Потом, по-видимому, приложив большое усилие воли, она расслабила мышцы лица, словно расправила смятую было бумагу.

Я могла бы попросить ее немедленно уйти, подумала Нола, и она никогда не узнает… Как передать Грейс мучения, которые

заставили ее принять это решение? Как сможет женщина, которой никогда не приходилось притворяться, что она не та, кем кажется, понять положение Нолы? К тому же все теперь осложняется тем, что именно она подготовила проект библиотеки, с которым ее партнеры по фирме вышли на конкурс. Если только Грейс или ее мать почуют, что она участвует в этом деле…

Глядя прямо на Грейс, лицо которой дышало такой надеждой, что Нола почувствовала, как спазм перехватил ее горло.

"Я делаю это не ради тебя, – хотелось ей сказать, – я это делаю лишь для себя. И для мамы тоже".

"Истина должна тебя освободить". Слова из Библии, которые мама читала ей каждый вечер на сон грядущий. Конечно же, мама поняла бы эту потребность, которая жжет ее изнутри, потребность рассказать кому-нибудь, особенно этой женщине, после всех этих лет…

Нола глубоко вздохнула. О'кей, девочка, ты этого добивалась…

– Я сказала о твоей книге, что она честная? Этого мало. Она больше, чем просто честная, – начала она негромко, гладя куда-то в точку, находящуюся за плечом Грейс. – Она правдивая. Ты показала, каким он был. Помогающий другим людям, не думающий о себе, – как он помог маме и мне. Но в этой истории не хватает большого куска…

Грейс ждала, чувствуя, как сердце, словно кулак, билось о грудную клетку.

– Он не говорил ни тебе, ни кому другому…

– Что? – Почти выкрикнула Грейс хриплым шепотом. Ей уже не хотелось ничего узнавать.

– Я – твоя сестра. Упала тишина.

Постепенно Грейс стал слышен смех девочек, играющих в холле. Она взглянула на часы, стоявшие на плите. Прошло всего пятнадцать минут, а ей казалось – целая вечность, уже написаны тома исторических исследований о том, что произошло в мире с тех пор, как она сюда вошла.

– Но твой отец… – начала Грейс.

– Человек, которого я называла «папочкой»? Он не был моим отцом. – Нола говорила резко, глаза сверкали невылившимися слезами. – О, у него, конечно, были свои подозрения, но он многого не знал, а потому и не мог никого обвинить. К счастью для Юджина Траскотта, иначе его жизнь могла оборваться в тот же день.

– Я не верю. Это просто невозможно. – Грейс почувствовала, как оцепенение охватило все ее тело, словно Нола открыла окно навстречу леденящему потоку. – Все эти годы… Конечно, кто-то же должен был… Мы должны были знать.

– Они были очень, очень осторожны, – продолжала Нола. – И не забудь, это было в начале шестидесятых. Юджина Траскотта хотя и считали либералом, но никому и в голову не могло прийти, что он – с чернокожей женщиной…

Грейс

закрыла лицо ладонями. Нет… нет. И тут она вспомнила тот день, много лет тому назад. Маргарет позвонила, обезумевшая от страха, умоляя папу немедленно приехать. Поступок секретарши… или любовницы?

– Видишь? Ты тоже не хочешь этому верить. – Голос Нолы звучал жестко. – Но он любил ее. Любил нас.

Любовь? Это слово поразило Грейс, как удар. Как же мать – неужели папа ее не любил?

– Она забеременела, когда отец был в море. Тут-то он совсем озверел. Но, слава Богу, он так и не узнал всего.

– А как же ваша семья, – спросила Грейс, – дяди, тетки, кузины… Ты хочешь, чтобы я поверила, будто никто из них ничего не знал?

Нола улыбнулась с тоской, от которой слезы навернулись на глаза Грейс.

– Вся семья мамы жила вокруг Монтгомери, так что в каком-то смысле это было легко. Все дело было в нас. Помню, как-то отец отсутствовал месяцев шесть или даже больше, а мне было около семи лет. Я спросила маму, почему дядя Джин не может проводить с нами каждую ночь? Она обняла меня и рассказала все с начала до конца, заставив меня поклясться, что я никому об этом не расскажу. – Она глубоко вздохнула и обратила полный боли взгляд к Грейс. – Вот почему я вела себя так недружелюбно, когда ты впервые позвонила мне.

Ты повсюду что-то искала, а это заставляло меня бояться, что рано или поздно ты сумеешь докопаться до истины. – Она снова глубоко вздохнула. – Потом я встретила тебя… и строчки стали расплываться. С одной стороны, мне хотелось по-прежнему считать тебя корыстолюбивой стервой.

Грейс нервно рассмеялась. Она стала ощущать свои конечности, и это придало ей новый заряд энергии, делая ее чуть более нервной.

– Если бы сейчас на моем месте была моя мать, она назвала бы тебя лгуньей.

– Значит, и ты так думаешь?

– Я даже не знаю, что и думать.

– Для тебя это должно быть шоком. А мне каково? Теперь я чувствую облегчение – когда наконец смогла выговориться. – Нола запрокинула голову и сделала глубокий выдох. – Боже, как стало легко, ты и представления не имеешь.

– Но ведь я еще многого не знаю.

Грейс лихорадочно пыталась привести в порядок сумасшедше мечущиеся мысли.

Нола наклонилась, отодвинув кружки с кофе и тарелки с фруктовым тортом, к которому они так и не притронулись. Она схватила руки Грейс своими холодными и сильными пальцами.

– Ты мне веришь, правда? Я хочу это услышать, прежде чем покажу тебе…

Она замолчала, прикусив губу.

– Что ты мне хочешь показать?

– Ты только скажи, что я не выдумываю все это.

Грейс заставила себя посмотреть Ноле в глаза, которые казались ей уже не зелеными озерцами на берегу, оставшимися после прилива, а черными и бездонными, как сам океан. Она почувствовала, как ее начало трясти, почти конвульсивно. Даже когда она стиснула зубы и обхватила себя руками, то не смогла сдержать дрожь.