Нет ничего дороже(Рассказы)

Воробьев Евгений Захарович

Позднышев сидел откинувшись, прикрыв глаза. Он пытался восстановить в памяти карту, оставленную Кременцу, но на этот квадрат наплывали другие, такие же пёстрые. Мельтешили перед глазами деревеньки, большаки, лесочки, полустанки, речки, просёлки. Желтовато-серые квадраты безлесных районов Смоленщины. Зелёные, с синими прожилками, квадраты Белоруссии, Литвы. Квадраты Восточной Пруссии, испещрённые мелкой сетью дорог-морщинок и названиями чужих городов, хуторов, господских

дворов. Вот в край листа плеснуло голубым прибоем Балтийское море, вот оно залило чуть не весь квадрат.

Новенькие карты, нетерпеливые карты наступления! Они не успевали истрепаться в планшетах, как их уже заменяли другими, — так быстро гнал всех вперёд свежий ветер победы. А эти старые друзья, обветшавшие карты времён обороны, карты, протёртые на сгибах, подклеенные и вновь протёртые? Всё реже их вынимали из планшетов — то ли щадили их старость, то ли успевали изучить местность наизусть. Слава вам, простреленные, залитые кровью карты! Многие погибли, не успев сослужить своей службы. Слава и вам, потрёпанные квадраты, которые исчерчены вдоль и поперёк, — вот штабной карандаш, вот линия, властно проведённая ногтём, вот ожог от упавшего пепла. Может быть, маршал трубкой своей водил по этой карте, как указкой, а может быть, безвестный капитан, засыпая, уронил на карту незатухший окурок.

А вот и последний квадрат, с которым офицер закончил войну. Не торопясь, он положил в планшет, за прозрачную перепонку, эту карту и сказал, со вздохом облегчения:

— Всё!..

Квадраты карт, заслоняя друг друга, наплывая один на другой, мелькали перед глазами Позднышева, и вот уже на квадрат километровки легла Москва со своими пригородами. Штаб полка, которым тогда командовал Моложатов, занимал подмосковную дачу вблизи Можайского шоссе. С хмурым, полным решимости лицом взял майор Моложатов карту Москвы. «Тут ещё четыре квадрата восточнее Москвы», — сказал адъютант и подал новые листы. «Тех мне не нужно». «Топографы просили передать». «Не понадобятся. Понятно?». Адъютант растерянно молчал, не зная, куда деть эти листы. «Чего же непонятного? Живой я из Москвы со своим полком не уйду, а мёртвым карты не нужны. В рай я дорогу на память знаю. В крайнем случае, связной доведёт…»

И Позднышев улыбнулся шутке Моложатова, которую он, лейтенант, командир пулемётного взвода, услышал шесть лет назад.

«А сколько ещё придётся сидеть над картами в академии, запоминать их географические подробности, чертить на них и ломать голову над задачами по тактике… Может, ещё и прорыв у Непряхино и Замошенцы вспомнить придётся… Как только приеду в Москву, в тот же день напишу генералу. Надо дружбу с районом завязать. Кременец-то адреса дивизии не знает. Тем более, дивизия наша Витебская…»

Луговой полусидел-полулежал на заднем сиденье, смотрел на нескончаемый лес, бегущий мимо, и размышлял:

«Вот пишут в газетах — отстроена тысяча деревень, сто тысяч погорельцев переселились из землянок. Но ведь это тысяча Замошенцев! Сто тысяч дядей Михасей, Зиночек, бабушек Василис, Стасиков! Вот у нас в министерстве тоже висит карта СССР, преогромная, не в каждом простенке уместится. Масштаб крупный, чуть ли не по 25 километров в один сантиметр втиснуто. А смотреть на эту карту нужно так, чтобы каждые Замошенцы видеть. Что значит одна, только одна из тысяч сельских электростанций? Сотни светлых окон, ребячьи головы, склонившиеся над книжками, сотни и сотни ламп, лампёшек, моргалок, коптилок, каганцов, мигалок, лампадок, убранных со столов или выброшенных вовсе… А что же, дебит воды у плотины в Запрудном подходящий. Такая вода не мельницу в два постава кормить может, а хо-о-орошую турбину. Надо будет следующим летом в Замошенцы наведаться. Без проекта гидростанции оттуда не уеду!»

Антон Иванович гнал машину на предельной скорости. Он то и дело обгонял какие-то престарелые полуторки, обозы с хлебом или возы с сеном. Сено свешивалось до земли, закрывая колёса, и сзади, когда лошади не было видно, такой воз походил на путешествующий стог.

На шоссе было в меру оживлённо, но Антону Ивановичу все бывшие фронтовые дороги казались сейчас пустынными.

«Надо будет на обратном пути заехать в эти самые Замошенцы, — думал Антон Иванович. — Всё равно, где-то надо ночевать. Тем более, что мотор мне поставят новый, с пломбой, не разгонишься. А туда и крюк небольшой, если через Сапёрный мост. Эх, дурень, ведь я мог и весной туда завернуть. Подумаешь, восемнадцать километров в сторону! Полчаса туда, полчаса обратно. Надо будет им движок перебрать. Какой бы это гостинец сочинить в Москве для механика? „Длинное зажиганье“! Придумают ведь тоже, как хорошую девушку назвать…»

Каждый был занят своими мыслями, и никто не заметил, как на обочинах шоссе выстроились престарелые вётлы, похожие на исполинские веники с короткими, толстыми рукоятями. Эти вётлы будут провожать путников до самого Дорогобужа.

1948 г.