Шрифт:
Повесть современного канадского писателя о дружбе двух мальчиков — белого и индейца, — которые бросают вызов расовым предрассудкам и мнимым моральным ценностям современного буржуазного общества. Действие происходит в канадской провинции на фоне прекрасной северной природы, символизирующей чистоту и суровость исконных жителей страны — индейцев.
Глава I
Кен Уоррен впервые увидел Поля Онамана в то лето, когда им обоим исполнилось пятнадцать лет.
Было раннее июльское
В лодке было два гребца.
Ссутулившись на задней скамейке и спрятав под нее ноги, сидел невысокий худой человек. Его некрасивое, цвета красного кедра лицо было изборождено морщинами. Глубокие морщины виднелись также у уголков глаз, широкие скулы оттеняли впалость щек. Хотя он работал веслом, как молодой, сутулые плечи и усталый прищур глаз выдавали немалое бремя лет. На нем были грубые рабочие джинсы и выцветшая шотландская рубашка, на голове — потрепанная кепка, низко надвинутая на лоб. Несмотря на гнетущую жару, рубашка его была застегнута на все пуговицы.
Второй гребец сидел на носу лодки. Это был мальчик, и, как подумал Кен, его ровесник. Лицо мальчика, точеное и гладкое, казалось почти круглым. Коричневая, с медным отливом кожа была чуть светлее, чем у пожилого гребца. Широкие плечи и вся его осанка — прямая и в то же время непринужденная — говорили о силе и изяществе прирожденного атлета. Еще несколько лет, подумал Кен, и он станет настоящим силачом.
Черные волосы мальчика были коротко подстрижены. Одет он был в белую спортивную майку и синие, линялые, но чистые рабочие брюки. Спереди на майке зелеными буквами было написано: «Озеро Кинниваби». Когда лодка близко подошла к берегу, мальчик положил свое весло на планшир, предоставив пожилому гребцу подвести лодку к причалу.
Отец Кена вышел из лодочного сарая и встал рядом с сыном.
— Должно быть, это те самые два индейца, — сказал он. — Симпсон обещал мне прислать их сюда, чтобы они помогли починить причал. Один из них еще мальчишка, хотя на вид как будто крепкий.
Кен сошел к берегу встретить их.
— Привет! — сказал он, наклонившись, чтобы ухватить лодку.
Человек на корме еле заметно кивнул. Мальчик легко спрыгнул на берег и привязал веревку к кольцу причала. Выпрямившись, он повернулся к Кену. Он был шире его в кости, хотя и ниже ростом.
— Нас прислал мистер Симпсон, — сказал он. — Меня зовут Поль Онаман, а это мой отец Джейк. Он не очень силен в английском.
Пожав руки обоим индейцам, отец Кена объяснил им, что надо сделать. Весенние льды своротили причал и так покорежили доски, что теперь надо было строить новый. Было видно, что старый индеец понимал почти все, что говорил отец Кена, но все же Поль временами добавлял какие-то пояснения на родном языке.
Через несколько минут все четверо принялись за работу. Они отдирали ломом старые доски и складывали их у лодочного сарая. Солнце палило нещадно, и скоро по лицу Кена стали стекать струйки пота. Отец то и дело присаживался передохнуть в тени на ступеньках причала, покуривая сигарету. Пару раз он предложил закурить пожилому индейцу, и тот молча принимал сигарету и огонек. Но ни разу Джейк Онаман не присел отдохнуть рядом с Дэвидом Уорреном. Держа во рту сигарету, он продолжал неутомимо работать, пока она не догорала чуть ли не до самых его губ.
Все это казалось Кену довольно странным. Иногда они с отцом перекидывались несколькими словами, а иной раз Поль Онаман что-то говорил своему отцу, но перекрестного разговора не было.
Кен с любопытством поглядывал на Поля и его отца. Он знал, что они оджибуэи и живут в индейском поселке на другом берегу озера Кинниваби, где вырубка. Оджибуэи уже жили там, когда Уоррены построили свою дачу. Кен был тогда еще совсем маленький. Он привык встречать индейцев на станции и в лавке Бена Симпсона: невысоких, плотных индианок в бесформенных платьях, мужчин в тяжелых резиновых сапогах и рабочей одежде, худеньких детишек с широко раскрытыми, испуганными глазками.
Много раз Кен проплывал на лодке мимо их поселка. Лес был вырублен на дальнем берегу озера, в стороне от летних дач, у бухты, где щуки кормятся в водорослях мелкой рыбешкой. В индейском поселке было несколько палаток и пятнадцать — двадцать низеньких лачуг, сколоченных из старых досок и фанеры, березовой коры и толя. Летними вечерами на фоне леса, простиравшегося за вырубкой, виднелись поднимавшиеся от костров столбики дыма.
Но хотя Кен встречал оджибуэев каждое лето, из года в год, сегодня ему впервые довелось столкнуться с ними лицом к лицу и разговаривать с ними. До сих пор он проводил каждое лето в кругу своей семьи и других дачников.
Большинство дач было выстроено много лет назад, однако озеро Кинниваби все еще оставалось сравнительно чистым, а его дальний берег, в стороне от станции, по-прежнему сохранял свой первозданный облик. И все это лишь благодаря тому, что до сих пор не проложили шоссейную дорогу к озеру и добраться сюда можно было только поездом.
Дачи расположились вдоль берега — по обе стороны от железнодорожной станции — примерно на милю в том и в другом направлении. За крайней дачей начинался девственный лес, который тянулся вдоль озера и был вырублен лишь на северной стороне — там, где жили оджибуэи. Дача Уорренов была крайней на южном берегу — как раз напротив индейского поселка, находившегося примерно в полумиле от нее на другом берегу озера.
Все утро оба индейца работали без передышки. С виду мальчик был крепче отца, но тот превосходил его ловкостью и сноровкой. Его движения, подумал Кен, похожи на точные и бесшумные движения кошки.
После полудня стало еще жарче. Не было ни малейшего дуновения ветерка, который смягчил бы палящие лучи солнца. И хотя на западе временами собирались грозовые тучи, дождя все не было, и духота становилась нестерпимой. К середине дня Кен совершенно выбился из сил, а его отец ушел в дом — отдохнуть. Но Джейк и Поль Онаманы продолжали работать, будто не замечая жары.
Кен неоднократно пытался завязать с ними разговор, но всякий раз пожилой индеец лишь издавал какой-то звук, похожий на урчание, а Поль ограничивался самым коротким ответом.
Только однажды между ним и индейцами, казалось, промелькнула искра человеческих отношений. Они все так же работали втроем, как вдруг большая черная белка, взобравшись на крышу лодочного сарая, громко зацокала на них. Кен даже на время оставил работу и уставился на белку, а она, сидя на задних лапках, видно, честила их изо всех сил, что только таились в ее маленьком тельце. Громкое цоканье белки так звонко отдавалось в предвечерней тишине, да и сама по себе выходка зверька была такой дерзкой, что Кен невольно улыбнулся. Случайно взглянув на Поля, он уловил на лице индейского мальчика отблеск ответной улыбки. Но она тут же погасла — чуть ли не сразу, как встретились их глаза, и лицо Поля вновь обрело то же бесстрастное выражение, что и у отца.