НЕТ
Шрифт:
Наконец, когда все было готово, проверено, отлажено, что называется, отполировано до зеркального блеска, откуда ни возьмись сорвался боковой ветер – сильный, порывистый. И тогда сказал Хабаров:
– Для первого раза с таким ветром лучше не связываться. Полет отложили в четвертый раз.
Четыре раза Хабаров приезжал на аэродром напрасно. Переодевался в потрепанные летные доспехи, мысленно шаг за шагом репетировал свои действия в предстоящем полете: вот так буду садиться в кабину, вот в такой последовательности проверять оборудование, вот так щелкать тумблерами и ожидать таких
Сегодня Хабарову предстояло в пятый раз выходить на старт.
Накануне он написал Блышу: "Уважаемый Антон Андреевич!
Пишу Вам очень коротко, т.к. дел по горло. Вам надо подать рапорт на имя генерал-лейтенанта авиации Бородина. Суть дела изложите в двух строчках. К рапорту приложите:
1) Справку о налете (выписка из Летной книжки).
2) Служебную характеристику.
3) Автобиографию с фотокарточкой.
Проситься на должность летчика-испытателя не советую, лучше предлагайте себя кандидатом в группу подготовки летчиков-испытателей. Я звонил Бородину, он сказал, что набор начнется скоро.
Вас, конечно, интересует, каковы шансы попасть? Думаю, есть.
Перед тем как станете писать рапорт, еще раз взвесьте как следует все. Кое в чем, судя по Вашему письму, Вы, Антон Андреевич, сильно заблуждаетесь. Летчики-испытатели "делают биографии" не только в воздухе, но и на земле. Напрасно вы полагаете, что в нашей невоенной организации налаживать отношения с начальством проще, чем у Вас в армии. Не уверен. Совсем даже не уверен.
Проверьте, как у Вас с терпением. Много ли? Летчику-испытателю надо много. Очень много.
Признайтесь самому себе, любите ли вы учиться. У нас Вам придется постоянно, ежедневно и в с ю решительно жизнь что-то изучать, узнавать, чем-то овладевать. Командирская учеба в части покажется Вам тут детским садом.
Оцените свою принципиальность. Профессиональную принципиальность. Летчику-испытателю даже с малым изъяном в этой области – смерть.
Мне очень жаль, что я не могу сейчас написать Вам более обстоятельно. Во всяком случае, советую еще и еще подумать. Любить летную работу естественно для каждого летающего человека. Это условие необходимое, но еще далеко не достаточное для того, кто идет в испытатели.
Если по трезвому размышлению Вы направите рапорт, то сразу же садитесь за учебники и основательно повторяйте курс наук. На приемных экзаменах Бородин совершенно беспощаден. Он всегда был и остается сторонником высокоинтеллектуальной школы подготовки летчиков-испытателей. Учтите, что кавалерийская лихость абсолютно не в его характере и не в его принципах.
Желаю успеха, жму руку. Ваш В. Хабаров".
Покончив с письмом, Виктор Михайлович лег.
Спать не хотелось, но спать надо было, и он заснул, заставив себя подчиниться необходимости. О предстоящем полете больше не думал, и беспокойные сны его не мучили.
Будильник прозвонил ровно в пять.
Минут сорок Виктор Михайлович пропадал на балконе – растягивал амортизаторы, заменявшие ему покупные эспандеры, сгибался, разгибался – ломал тело. Принял душ. В начале седьмого позавтракал, не замечая, что ест, и выехал на аэродром.
Ехал Хабаров быстро, стараясь не думать ни о чем постороннем. Прислушиваясь к мотору, определил: когда резко нажимаешь на акселератор, постукивают клапаны. И тут же решил: в воскресенье надо будет заняться, подрегулировать.
На старте все было готово. Не спеша переоделся, сверил часы, еще раз заглянул в наколенный планшет, где весь предстоящий полет был расписан на длинный ряд последовательных операций.
К Хабарову подошел ведущий.
– Все проверено, Виктор Михайлович, все в порядке.
– Хорошо, – сказал летчик, – иду.
Он уселся в кабине, пристегнулся привязными ремнями к сиденью и начал готовиться к взлету. Бросил взгляд слева направо: осмотрел приборы, все было нормально. Проверил положение тумблеров, рычагов, кранов, переключателей, все было нормально. И тогда Хабаров нажал на кнопку включения радиопередатчика:
– Акробат-один, Акробат-один, Акробат-один, я – Гайка, как слышите, проверка связи.
– Гайка, я – Акробат-один, слышу вас отлично.
– Понял вас, Акробат-один, понял.
Хабаров защелкал тумблерами левой панели – включил автоматы защиты. Мысленно он называл тумблер, включал и тут же проверял, правильно ли включил. Через минуту доложил?
– Акробат-один, я – Гайка, к запуску готов. И земля мгновенно откликнулась:
– Гайка, я – Акробат-один, вас понял. Запускайте основной.
– Понял, запускаю, – сказал летчик и нажал на кнопку стартера.
Хабаров слышал, как набираются обороты, слышал, как стартовый движок вошел в зацепление с главным валом двигателя, он заметил, как ожили и поползли прочь от нулей стрелочки контрольных приборов. Потом в двигателе появился новый звук – низкий, урчащий – это турбина набирала обороты. И вот уже за спиной у него засвистело. Хабаров посмотрел на приборы и понял: основной двигатель заработал.
Плавно перемещая рычаг управления двигателем, он не сводил глаз со счетчика оборотов и контрольного термометра. Гул нарастал. Двигатель выходил на взлетный режим.
– Акробат-один, я – Гайка. Двигатель на взлетном, все в порядке.
– Понял вас, Гайка. Давай форсаж.
– Даю.
Обвальный грохот потряс стартовую площадку. Форсаж включился.
– Я – Гайка, есть форсаж. Все в порядке.
– Понял. Давай взлетный, Гайка.
– Есть взлетный, – сказал летчик и большим пальцем правой руки нажал красную кнопку на ручке управления. В этот же момент левой рукой он пустил стрелку секундомера бортовых часов.
Вжавшись подошвами в рифленчатые ножные педали, упираясь левой рукой в специально приваренную к борту скобу, он косил глазом на секундомер и ждал, ждал, пока пройдут сто секунд, пока сработают все автоматические цепи и грохнет ракетный двигатель.