Неучтенный фактор
Шрифт:
Преторианцы
Филатов увел Татищева в глухой тупичок в конце коридора. Прослушки здесь не было и не могло быть, голый монолитный бетон. После оглушительного бедлама спортзала тишина в коридоре показалась особенно гулкой, осязаемой, как сырость, сквозящая от стен.
– Не жалеешь, что приехал? – спросил Филатов.
Краска возбуждения
– Делать вам нечего. Устроили себе забаву. Парней не жалко? Такой человеческий материал по чем зря изводите, – проворчал он.
Филатов хотел уже было отпустить шуточку по поводу некоторых странностей генерального прокурора, ненароком засветившихся в этой фразе, но решил оставить на потом.
– За мужиков не переживай, завтра, как огурчики будут, помяни мое слово. Я тебе этот кордебалет показал, чтобы ты увидел, что за контингент у меня служит. Монстры, а не люди!
– Что да, то да… У меня мало времени, Коля. Совещание. – Татищев загнул кисть и потюкал толстым пальцем по "Роллексу". – В Москву надо возвращаться.
– У всех совещание. Все сегодня шушукаются по углам, только успевай сечь, – как о чем-то своем мимоходом бросил Филатов. – Ты мне лучше скажи, Татищев, ты жить хочешь?
– И для этого ты меня сюда вытащил?
– Для государственной безопасности небезынтересно, не страдает ли генеральный прокурор суицидальным синдромом, – осклабился Филатов.
– Да пошел ты! Я думал, что-то серьезное. Опять с утра набухались всей артелью?! – Татищев презрительно выгнул губы. Сам много пить не умел, за что и не прижился в компании ближайших сотрудников Первого. – Хорошо вам тут, в Горках. Обстановка, так сказать, способствует. Зарылись под землю, в Кремль только по особому случаю приезжаете. Что не квасить?
Татищев похлопал по бетонной стене.
– Не бухти! – осадил его Филатов. – Про Карнаухова слышал?
– А мне что? Из-под меня следствие по этим статьям убрали. Или забыл?
– Помню. Так ты у нас жить любишь, да?
– Уже сказал – да!
– Не бухти! – Филатов поймал его за пуговицу прокурорского кителя. – И про приговоры по "Особому периоду" думать не хочется? И про специальные прокурорские команды?
– Ты к чему это?
– К тому, Татищев, что отработал ты свое. Вот-вот Первый подмахнет указ. Хана наступает "Особому периоду". Толку от него, как от сухого закона, светлая ему память. А вылез ты как раз на "особняке". Вот и думай, если жить любишь. На кого-то сейчас все списать придется.
– Один я что ли? – побелел лицом Татищев.
– А другие, что, жить не хотят? Они же исполнители мелкие, такие всем нужны. Твоей кровью все и смоют. Чистенькими останутся, дальше новую задницу лизать начнут.
– От куда ветер дует? Сам, поди, указ накатал?
– Что я, с дуба рухнул? Для меня это, как самому себе серпом по яйцам. Нет, у меня еще головка не бо-бо. Старостин
– Не блефуешь?
– Подумай сам, зачем?
– Что же нам делать? – сознательно подставился Татищев.
– Вот это ты хорошо сказал – "нам". То есть – мне с тобой. Нюх у тебя есть! Это уже полдела. Осталось только характер проявить.
Татищев сделал соответствующее лицо.
– На счет характера не сомневайся. Ты продолжай, не тяни душу.
– Видел, кто с тобой на трибуне сидел?
Филатов кивнул на двери спортзала.
– Вся твоя камарилья, – подумав, ответил Татищев. – Только зампреда ГСБ не хватает.
– Умница! Наблюдательный ты наш… А зачем мы в такой приятной кампании собрались? В таком глухом и тихом месте?
– Очередную подлость замышляете. Что вы еще можете? Кого схарчить решили?
– Бытро соображаешь. Завтра сюда слетится все воронье Старостина. Будет большой сходняк. Отпоют Карнаухова и потребуют от Первого прекратить "Особый период". Себя, естественно, объявят спасителями Отечества. Думаю, сломают они Первого. Не сразу, но сломают. Как ни крути, а кроме Старостина социальной базы никто ему не обеспечит. Он в кулаке держит и патриотическое быдло, и чиновников, которым пофиг кому служить.
– И ты решил…? – У Татищева внутри все похолодело.
«Совсем мозги пропили, на Старосту руку решились поднять!»
– Во-первых, я не решаю. Я выполняю приказы. Решать тебе. Или действуем в связке, или найду других.
– Первый уже отдал приказ?
– Не первый год работаешь! Кто такие приказы отдает? Скажем так, нам не мешают проявить инициативу.
– А потом?
– Потом доложим. Сам знаешь, не доложить нельзя, весь вопрос – как доложить. Основное пожелание – брать по грязным статьям. Коррупция, девочки-мальчики, казнокрадство и прочее. Улавливаешь?
– А материалы? На фуфло их не взять.
– Компрой я тебя завалю. Чего-чего, а дерьма у меня на каждого по цистерне. И все с полной доказательной базой. Только штампуй обвинительные заключения. Например, Карнаухов торговал наркотой в государственных масштабах.
– Ну Карнаухову уже УКа пофигу. Он перед Всевышним сейчас отчитывается.
– Зато Артемьев жив-здоров.
Татищев поднял подбородок и устремил взгляд в серый бетонный потолок. С минуту он разглядывал армированные балки.
– Почему бы тебе не проинформировать Первого? Он тебе не откажет в удовольствии лично свинтить Артемьева, – произнес он, опустив взгляд.
Филатов поиграл желваками на скулах.
– Проинформирую. Обязательно проинформирую. Что наш генеральный прокурор решил с мальчиков перейти на девочек. Не заладилось у него с мальчиками. Отлюбил одного сладкого такого, мускулистого и злого на это самое дело. А мальчик пошел в ванную подмываться и не вернулся. Вены зачем-то себе порезал. Только утром и выяснилось. Остыть успел. Трудно было паковать в пакет и на свалку вывозить.