Неудачная реинкарнация
Шрифт:
— Олька, завяжи повязку! — бесцеремонно сунулся он к первой красавице класса.
Та, как ни странно, без всяких комментариев приложила холёные пальчики к мятой тряпочке с тесёмочками. В классе этот факт, естественно, не оставили без внимания.
— А почему Олька? С Шуркой поругался? — коварно поинтересовались из-за спины.
После урока поэзии ему приписали в подруги всех девчонок. И тут насильно женили, блин… хотя Шурка действительно после тех стихов как-то особенно на него поглядывала.
— С Шурочкой мы душа в душу, — ответил он, как всегда, честно. —
— А Олька? — заинтересовались уже все.
— А Олька ничего не стесняется. Она к мужскому вниманию привыкла, с ней просто. Правильно попросишь — сделает.
Лёгкие смешки показали, что его, как всегда, в чём-то где-то… интерпретировали.
Первая красавица только понимающе усмехнулась. С ней действительно было легко общаться — сказывался богатый опыт, наверно. Или нет? Вот у него опыта — по самые жабры, а люди… не тянутся. Говорят, что псих, что больной… да много чего говорят.
В коридоре он наткнулся на практикантку. Студентка оказалась старательной и исполнительной — и её сразу же припрягли к дежурствам, чтоб набиралась педагогического опыта. И ведь дежурит, тоже ходит с повязкой! Это называется — следит за порядком.
— Я на дежурство в туалет, — не дожидаясь вопроса, сообщил он.
— Переписчиков! Ты же с урока дважды отпрашивался! Ещё и с дежурства отпроситься — только тебе могло прийти в голову!
У девушки был приятный — но слишком громкий голос.
— Ещё не учительница, а уже тактичности ноль, — проворчал он. — Достигнете высот. Или падёте… зависит от системы координат.
— Переписчиков, ты…
— Я же сказал — на дежурство, — напомнил он.
За его спиной возникло заинтересованное классное сообщество. В последнее время он стал замечать, что стоит ему заговорить с преподавателями, как тут же подтягиваются наблюдатели и ждут чего-то смешного. И ведь смеются! А он всегда оставался предельно честным и серьёзным, и говорил о действительно важных проблемах! Вот как это понять? Не желает народ замечать очевидного, хоть носом тыкай…
— Какой смысл патрулировать перед учительской? — спросил он требовательно. — Ведь все же знают, что основные безобразия творятся в туалете! Именно туда старшие не пускают малышей, чтоб те не мешали курить! Там же отбираются деньги, сигареты — что есть те же деньги! — там наше шакалье издевается над одиночками… и именно там гадят по углам и пишут маты на стенах, что просто отвратительно! Разве вы этого не знаете?
— Я не захожу в мужские туалеты! — строго сказала практикантка. — Может, у вас там и…
— Вот в женские я ещё не заглядывал, — сказал он озабоченно. — Но чисто по логике… женщины слабее физически, значит, издевательства там должны быть более… мелочными, что ли? Более гнусными, более зверскими и жестокими — я так полагаю… А ещё туда иногда заглядывают старшие бандиты — это я точно знаю! Вот, кстати, и для вас подходящая работа…
— Я не работаю в туалете!..
— Да это не так трудно, как кажется! — принялся он убеждать практикантку, не понимая причин буйного веселья за спиной. — Маленьких поганцев можно просто разгонять! Даже особо бить не требуется — дал один раз в ухо, потом сами убегают при одном виде! А насчёт старших… о, я такую штуку придумал! Берётся фломастер — и пишешь на стене про каждого негодяя, которые шакалят по туалетам! С указанием фамилий! Стихами, представляете? Ну вы же знаете уже, что стихи — страшная сила?! Вы бы видели, сколько раз они замазывали моё творчество! На стенах чистого места не осталось! Не выносят подлецы правды, как вампиры света!
Он счастливо улыбнулся, вспомнив особенно удачные перлы.
— Уже три минуты, как идёт урок математики! — картавым голоском напомнила математичка, проходя в класс. — Почему все в коридоре?
— Володя доказывает, что писать на стенах туалета — это хорошо! — возмущённо доложила практикантка.
— Писать на стенах туалета, увы, мой друг, немудрёно… — меланхолично пробормотала учительница.
Первая красавица класса истерично хихикнула и под восторженную поддержку всех громко закончила всенародно известный стишок. Он только вздохнул, чем снова вызвал взрыв веселья, и отправился на место. Опять пошлость и смешки — а ведь о серьёзном говорил!
— Алиса Генриховна, докажите им, что единица равна двум! — мстительно посоветовал он. — А тем, кто не догадается, в чём подвох — двойку в дневник!
Класс выжидательно притих. Математичку не то чтобы никто не любил… о любви и речи не было! Её не уважали даже. Была она мала, болезненно костлява, и ещё что-то неприятное у неё произошло с тазовой областью: то ли уродство, то ли машиной поломало… — так что двигалась она вперевалку, как утица. Так её и звали за глаза. А ещё, видимо, в связи с некоторой абстрактностью и сложностью преподаваемого предмета, она обладала причудливым и непредсказуемым мышлением. Так что она вполне могла последовать совету!
— Урок сорвать хочешь? — нерешительно спросила она.
— Да Алиса Генриховна, да чего там срывать? Всё равно никто вашу алгебру не понимает и не любит, только шумят все и бездельничают! А так хоть напрягутся!
— Но это же даже не задача, а просто некорректно поставленные… — пробормотала она, подумала, пожала плечами — и взяла мелок.
— Если вы помните формулы сокращённого умножения — кто не помнит, посмотрите в учебнике — то должны понимать, что вот такое выражение равно…
Она легко и доходчиво разъяснила ход вычислений. И так же легко доказала, что единица равна двум. Класс озадаченно таращился на доску, затем кто-то потребовал повторить… В общем, урок прошёл весело и непринуждённо, учительница раскраснелась, разулыбалась… Практикантка тянула руку с задней парты, все хотела похвастаться, что она это знает, её дружно осаживали и пытались повторить вычисления сами… и звонок грянул противно и несвоевременно.
— Если Переписчиков берётся срывать урок, то делает это он неизменно качественно! — сухо подытожила математичка и приказала сдать тетради на проверку.