Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева
Шрифт:
Во время встречи с Ульбрихтом и Пеком в феврале 1946 г. Сталин одобрил концепцию «особого немецкого пути к социализму». Он выразил надежду на то, что образование СЕПГ «послужит хорошим примером для западных зон» {287} . Однако в глазах многих немцев, и в особенности немецких женщин, сторонники СЕПГ ассоциировались с советскими войсками — с теми, кто насиловал и грабил в первые недели и месяцы оккупации. В октябре 1946 г. СЕПГ потерпела унизительное поражение на первых после войны муниципальных выборах в советской зоне, особенно в Берлине с пригородами: 49% избирателей проголосовало за некоммунистические партии центристского и правого толка. Впрочем, советские власти больше никогда не полагались на непредсказуемость волеизъявления избирателей. «Специалисты» из спецслужб, вызванные СВАГ из Москвы, помогли СЕПГ сфальсифицировать итоги последующих выборов. Новоиспеченная партия превратилась в важнейшего проводника политики Кремля в восточной зоне, в главный инструмент построения там политического режима советского образца. На встрече с делегацией СЕПГ в конце января 1947 г. Сталин поучал восточных немцев, как «без лишнего шума» создать секретную службу и полувоенные отряды в зоне советской оккупации. В июне 1946 г. советские власти образовали координационную комиссию для органов безопасности, названную Немецким управлением внутренних дел {288} .
Немецкий
Семенов вел протокол встречи и, в частности, записал следующие сентенции Сталина: «Нельзя забывать, что элементы нацизма живы не только в буржуазных слоях, но также среди рабочего класса и мелкой буржуазии». Кремлевский вождь предложил название для новой партии — Национал-демократическая партия Германии. Он поинтересовался у Семенова, может ли СВАГ найти кого-то из бывших руководителей нацистской партии областного уровня, кто сидит в тюрьме, чтобы поставить этого человека во главе партии. Когда Семенов ответил, что все они, вероятно, казнены, Сталин выразил сожаление. Затем он предложил, чтобы бывшим нацистам разрешили иметь свою газету, «возможно, даже под названием Volkische Beobachter» — именно так назывался официальный орган Третьего рейха {291} .
Эти вполне циничные приемы из макиавеллистского арсенала Сталина не только шли вразрез с его прежними утверждениями о «немецкой угрозе», которой он не так давно пугал славянское население стран Центральной Европы, но и смущали многих представителей советской партийной элиты, разделявших настроения народа после войны с германским фашизмом. Предложение Сталина сотрудничать с бывшими нацистами привело в смятение как немецких коммунистов, так и представителей СВАГ — прошел целый год, прежде чем они осмелились приступить к его осуществлению. Лишь в мае 1948 г., после соответствующей пропагандистской подготовки, СВАГ распустила комиссии по денацификации. В июне в Берлине открылся первый съезд Национально-демократической партии Германии (НДПГ). Семенов тайно присутствовал на съезде, прикрывая лицо газетой. По его воспоминаниям, это было «всего лишь первым звеном в цепи важных действий», повлекших за собой создание новых политических сил в Германии с просоветской и антизападной ориентацией. Полная реабилитация бывших нацистов и офицеров вермахта произошла в момент образования ГДР в октябре 1949 г. В советских лагерях остались лишь те из них, кто обвинялся в преступлениях в годы войны {292} .
Сталин, видимо, ожидал, что идея централизованной, объединенной, не участвующей в блоках Германии окажется настолько привлекательной для немецких националистов, что они станут попутчиками Советского Союза. Расчетливый вождь также явно хотел настроить немецких националистов против Запада, в то время как Бирнс и американское правительство со своей стороны начали играть на национальных чувствах немцев, изображая США гарантом «свободной Германии» перед лицом советской угрозы. По указанию Сталина советская дипломатия и пропаганда неустанно продвигали идею о централизованном немецком государстве, противопоставляя ее предложениям Запада о федерализации и децентрализации. Западные державы «на самом деле хотят получить четыре Германии, но они всячески это скрывают», заявил Сталин в январе 1947 г. и подтвердил неизменность советской линии: «Должно быть создано центральное правительство, и оно сможет подписать мирный договор». Как замечает один из российских ученых, Сталину «очень не хотелось брать на себя ответственность за развал Германии. Он предпочитал, чтобы эту роль исполнили западные державы». По этой причине он намеренно как бы «отставал на один шаг от действий западных держав» {293} . Действительно, каждый шаг советских властей по созданию сепаратных государственных структур внутри советской зоны предпринимался лишь после очередных мер со стороны западных держав по созданию государства в Западной Германии.
До 1947 г. Сталину приходилось сдерживать немецких коммунистов и некоторых энтузиастов из СВАГ, желавших скорейшего «построения социализма» в зоне советской оккупации. Должно быть, он все выжидал момент, когда же в экономической и политической обстановке Европы произойдут глубокие перемены под влиянием экономического кризиса в США, американских президентских выборов и других факторов. Тем временем нерешенный «германский вопрос» все более отравлял отношения между великими державами. Вместо того чтобы уйти из Германии, администрация президента Трумэна занялась долгосрочной программой восстановления экономики в западных зонах. В марте — апреле 1947 г. в Москве прошла вторая сессия Совета министров иностранных дел. Соглашение по Германии опять не было достигнуто. Новый американский госсекретарь Джордж Маршалл уехал из Москвы с глубоким убеждением, что, «пока врачи совещаются, пациент может умереть». Прямым следствием этого заключения было провозглашение администрацией Трумэна программы экономической помощи Европе, получившей известность как план Маршалла. В этом плане отводилось особое место помощи Западной Германии {294} .
Поначалу в Кремле не могли понять, чем вызвана новая инициатива США. По предположениям советских экономистов выходило, что Соединенные Штаты в преддверии глубокого экономического кризиса могут вернуться к политике ленд-лиза или стимулировать в Европе новые рынки сбыта для своих товаров. Вновь оживились надежды советских хозяйственников на то, что СССР на этот раз получит американские займы, которые не удалось получить в 1945-1946 гг. На первых порах Советский Союз не связывал план
Но Сталин неожиданно поменял свое решение. 29 июня 1947 г. Молотов послал Сталину сообщение из Парижа, где он провел консультации с лидерами Великобритании и Франции: американцы «стремятся воспользоваться этой возможностью, чтобы вторгнуться во внутриэкономические дела европейских стран и в особенности перенаправить потоки европейской торговли в собственных интересах». Первоначально Сталин и Молотов думали использовать совещание европейских государств по плану Маршалла для дипломатической разведки или раскола европейского единства. 5 июля в телеграмме лидерам стран Восточной Европы они рекомендовали «не отказываться от участия в этом совещании, а послать туда свои делегации с тем, чтобы на самом совещании показать неприемлемость англо-французского плана, не допустить единогласного принятия этого плана и потом уйти с совещаний, уведя с собой возможно больше делегатов других стран». Однако уже через два дня, после получения новых разведданных из Парижа и Лондона, в частности о секретных переговорах между США и Великобританией за спиной СССР, Сталин пришел к выводу, что администрация Трумэна вынашивает далеко идущие планы экономической и политической интеграции Европы под своим контролем. И действительно, план Маршалла был нацелен на ограничение советского влияния в Европе путем возрождения экономики европейских стран, и прежде всего Германии. 7 июля 1947 г., выполняя приказ Сталина, Молотов послал правительствам восточноевропейских стран новую директиву. Он «советовал» бойкотировать парижское совещание, так как «под видом выработки плана восстановления Европы» инициаторы плана Маршалла «хотят на деле создать западный блок с вхождением туда Западной Германии» {296} . Чехословацкое правительство отказалось прислушиваться к «совету», ссылаясь на то, что экономика их страны зависит от западных рынков и кредитов. Сталин, взбешенный таким ответом, немедленно вызвал в Москву правительственную делегацию Чехословакии и выставил ультиматум: даже простое присутствие чехословацкой стороны на парижской конференции будет расцениваться Советским Союзом как враждебный акт. Запуганные члены делегации заверили хозяина Кремля в своей лояльности. Немного смягчившись, Сталин пообещал, что советские промышленные министерства будут закупать у Чехословакии товары, и «великодушно» пообещал безотлагательно предоставить чехам и словакам продовольственную помощь в размере 200 тыс. тонн зерновых — пшеницы, ячменя и овса {297} .
Резкие колебания в действиях советских властей в отношении плана Маршалла наглядно продемонстрировали реакцию Сталина на растущее участие американцев в европейских делах: вначале нерешительность, затем подозрительность и, наконец, яростное контрнаступление. Сталин понял, что план Маршалла грозит переориентацией всей Германии на Запад. В докладе советского посла в Вашингтоне Н. В. Новикова эти опасения нашли полное подтверждение. В нем сообщалось, что планы США имеют целью строительство блока, который окружит СССР, «пройдет на Запад через Западную Германию» и еще дальше. Сообщения из советских представительств в Лондоне и столицах других западных стран были примерно такого же содержания {298} . Судя по тому, как Сталин отчитал правительственную делегацию Чехословакии, «вождь народов», наконец, осознал, что надо отказываться от политики полумер и выжидания — речь шла об удержании советских позиций в Германии и Центральной Европе. Европейским компартиям было приказано сплотить ряды и вступить в Информационное бюро коммунистических и рабочих партий (Ком-информбюро или Коминформ) с местом пребывания в Белграде, столице Югославии. В своих директивах западноевропейским коммунистам Сталин инструктировал их отойти от прежней установки на парламентскую деятельность и готовиться к «боевым» действиям. Осенью 1947 г. лидер СССР рассчитывал сорвать план Маршалла в Западной Европе забастовками и демонстрациями. Наибольший размах они получили во Франции и Италии, где коммунистические партии, следуя директивам из Кремля, пытались парализовать экономическую жизнь и вызвать политический кризис. Одновременно в восточноевропейских странах, входивших в советскую сферу влияния, был взят курс на полное отстранение от власти некоммунистических партий и привязку этих стран к Советскому Союзу. При этом Сталин, как обычно, призывал европейских коммунистов действовать с максимальной осторожностью и маскировкой. Ему хотелось, чтобы новый курс на классовую конфронтацию на западе Европы и ускоренную «советизацию» в Восточной Европе выглядел в глазах международной общественности как естественный ход вещей, а не события, управляемые «рукой Москвы» {299} .
Сталин еще с 1946 г. размышлял над тем, как усилить контроль над европейскими компартиями, но план Маршалла заставил его поторопиться. Создание Коминформа свидетельствовало о новом подходе: Сталин считал, что для удержания стран Восточной Европы в советской зоне влияния в условиях американского экономического давления нужна железная партийно-идеологическая дисциплина. Компартиям этих стран пришлось отказаться от идеи «национального пути к социализму»; вместо этого они пошли в ускоренном темпе по пути сталинизации, установления полного политического, идеологического и экономического контроля — следуя неукоснительно рецептам советской политики. Насаждение сталинских методов управления привело к «отлучению» от социалистического лагеря Югославии, руководимой Иосипом Броз Тито. В основе межгосударственного конфликта была сталинская подозрительность в отношении югославского вождя, который слишком много себе позволял, в том числе независимую политику в отношении Албании и Греции. Ненависть, с которой Сталин обрушился на Тито, явилась неожиданностью не только для югославских коммунистов, но и для многих приближенных кремлевского хозяина. Тем не менее Сталин уже демонстрировал подобное поведение раньше, когда устанавливал свою единоличную абсолютную власть: фавориты вождя могли в одночасье пасть жертвой его подозрительности. С руководителями компартий центральноевропейских стран Сталин обращался примерно так же, как вел себя со своими ближайшими подручными — Молотовым и Ждановым. За его внешним обаянием таились болезненная подозрительность, ничем не мотивированная жестокость на грани садизма и презрение по отношению к собственным соратникам. В случае с югославами, однако, коса нашла на камень: Тито не покорился Сталину. В результате Советский Союз потерял важнейшего союзника на Балканах и Адриатике, через которого, в частности, осуществлялась помощь греческим и итальянским коммунистам {300} .