Неукрощенная
Шрифт:
Мари поджала губы, но промолвила только:
– Да, лорд.
– Тебе не придется много работать, – утешила ее Эдит. – Леди Маргарет не интересует ничего, кроме сада и трав.
– Мари, – вновь позвал Доминик.
Он не повысил голоса, но она обернулась, объятая холодом.
– Постарайся, и я награжу тебя. Я подарю тебе кусок шелка.
Мари нежно улыбнулась:
– Нет прекраснее шелка, чем губы моего лорда, ласкающие мое тело.
Он засмеялся.
– Ступай, женщина.
Взгляд, который Мари бросила на Доминика, был полон
– Когда устанешь от своей жены-садовницы, приходи ко мне. Мое тело пахнет страстью, а не землей. А если тебе не нравится мой запах, искупай меня в своем.
– Иди, – сказал Доминик, но в его голосе не было злости.
С легкой улыбкой он смотрел, как Мари выходит из комнаты. Дорогая шерсть туники облегали ее тело, подчеркивая женственные формы. На ходу она кокетливо покачивала бедрами, несомненно, приглашая за собой.
– Что касается тебя, – обратился Доминик к Эдит, – скажи, где твоя госпожа?
– Не знаю, лорд, – ответила Эдит беззаботно. – Вы опять ее потеряли?
Саймона передернуло от глупости этой женщины. То, что Доминик заботился о своих людях и входил в их дела, вовсе не означало, что с ним можно вести себя так нахально.
– У тебя есть родственники? – спросил Доминик вежливо.
– В замке Блэкторн?
– Да.
Эдит покачала головой.
– Ты чувствуешь призвание к церкви?
– Нет, – удивленно произнесла она.
– Тогда, я думаю, мне придется продолжать платить за твое содержание из христианского милосердия. Впредь ты будешь присматривать за кладовой и кухней.
Эдит была потрясена.
– Это приказ Мэг?
– Откуда мне знать, – промолвил Доминик вкрадчиво. – Я ведь все время теряю ее, как ты только что мне любезно напомнила. Но с некоторых пор не имеет значения, что приказывала или не приказывала моя жена. Замок принадлежит мне, и я распоряжаюсь здесь по своему усмотрению.
Щеки Эдит побелели, словно мел. На глазах выступили слезы.
– Я забылась, лорд. Простите меня. За последние несколько дней так все перепуталось, – просила она лихорадочно. – Смерть лорда Джона, и свадьба, и изгнание сэра Дункана, и норманны беспрепятственно ходят там, где…
Эдит смолкла, вдруг поняв, что говорит что-то не то.
– Тебе трудно подчиниться норманнскому хозяину, – сказал Доминик спокойно, – потому что твоего отца убили норманны.
– Да, лорд, – прошептала она. – Моего брата и мужа – тоже.
Эдит вертела в пальцах золотую брошь, подаренную Домиником.
– Но эта война окончена, – продолжал Доминик решительно. – Если ты хочешь продолжать борьбу, тебе придется уйти в другой замок.
С жалобным криком Эдит упала на колени и схватила его за руку.
– Нет, я прошу вас. Разрешите мне остаться хотя бы до… – ее голос сорвался.
– До чего? – потребовал Доминик.
– У меня нет другого дома. И я не хочу другого дома. Пожалуйста, лорд. Позвольте мне остаться… Я докажу свою преданность, отслужу, как прикажете.
Сначала Доминик хотел отнять руку, которую Эдит покрывала поцелуями, скорее страстными, чем умоляющими. Однако он не сделал этого, поскольку знал, что нельзя поддаваться первому порыву, основанному на эмоциях.
– Как прикажу? Любым способом?
– Да, – ответила она, не глядя на него.
– Встань. Скажи, где чаще всего бывает моя жена.
Эдит продолжала стоять на коленях, прижимая к своей груди руку Доминика.
– В саду, – начала она, – в птичьих клетках…
– Внутри замка, – перебил ее Доминик, освобождая руку и отступая на безопасное расстояние.
– Комната, где хранятся травы, часовня или ванная, – сказала Эдит. Потом добавила:
– Дункан и она особенно любили ванную комнату. Это такое укромное место, а мыло госпожи такое душистое…
По лицу Доминика Эдит поняла, что не внушает теплых чувств новому хозяину.
– Простите, лорд, – поспешно оборвала она себя. – Между ними все было совершенно невинно, я уверена.
– Иди в часовню, – сквозь зубы приказал Доминик Саймону. – Эдит возьми с собой.
Прежде чем кто-нибудь из них успел возразить, Доминик покинул гарнизон. На лестнице, ведущей в комнату для трав, было темно и холодно, так как она была вырублена прямо в скале, примыкавшей к замку. Доминик снял со стены факел и зажег от свечи, которая всегда горела у входа в нижние ярусы. Факел занялся и осветил помещение тусклым оранжевым светом, сделан он был весьма небрежно.
Сырой воздух был наполнен ароматами трав и съестных припасов. Доминик быстро шел по коридору, пытаясь подавить гнев, охвативший его при мысли о чувственных играх, которыми Мэг и Дункан могли заниматься в ванной. Он твердил себе, что все, что было до того, как она стала его женой, не имеет значения.
Он не верил этому.
Внезапная догадка заставила Доминика остановиться. Мэг была помолвлена с Дунканом. Король запретил этот брак. Король отвергал всех женихов, которых предлагал Джон. Вполне естественно, что Мэг захотела другим способом взять то, в чем по закону ей было отказано. Доминик не был святошей и не мог винить свою жену за то, что она пошла навстречу зову своего естества. Но мысль о том, что Мэг сейчас лежит на коленях Дункана и он беспрепятственно ласкает нагое тело, доводила Доминика до бешенства.
Чтобы взять себя в руки, он стал разглядывать комнаты, мимо которых проходил. Они содержались в большой чистоте, и было видно, что в таком состоянии были и до его распоряжения.
«Ручаюсь, это работа Мэг, – заметил про себя Доминик. – Она чистоплотна, как кошка. И так же независима, к сожалению. Она не станет делать ничего, что высказано в тоне приказа».
Доминик, нагнувшись, вошел в низкую дверь комнаты для растений. Прежде чем он успел поднять голову, он услышал голос Мэг. Она толкла что-то пестиком в ступке на огромном камне, который служил столом.