Неуловимый граф
Шрифт:
— Полагаю, что нет, — ответил граф, — а потому, мне кажется, нам пора возвращаться. Если, не дай Бог, кто-нибудь случайно застанет нас здесь вдвоем, тогда, пожалуй, у нас не останется уже никакого выхода.
— Неужели вы так покорно и безропотно дадите взнуздать себя? — спросила Калиста, и в голо — «се ее снова послышалось презрение.
— Я буду бороться и сопротивляться из всех сил, как арабский жеребец! — ответил граф. — Однако не так-то легко бывает вырваться, если лассо накинуто опытной меткой рукой.
— Ну что ж, я вас предупредила. Соблюдайте все меры предосторожности,
— Это только потому, что вы нашли во мне что-то новенькое, — возразила она. — Этакая девчонка-сорванец, непохожая на других дам, которых вы до сих пор удостаивали своим вниманием!
Граф удивленно поднял брови.
— Не думаю, что это слово подходит здесь более всего; у меня и в мыслях такого не было.
— И тем не менее это так! — заявила девушка, не слушая возражений. — Если бы вы слышали, что говорят о вас дамы, когда они сплетничают между собой в гостиной после обеда, вы бы поняли, как вы выглядите в глазах других: надменный султан, восседающий в своем гареме, где многочисленные наложницы наперебой стараются обратить на себя внимание повелителя, добиваясь его милостей — Если вы всегда будете разговаривать таким образом, — заметил граф, — многие молодые люди будут смотреть на вас с опаской и побоятся предложить вам свою руку и сердце. Укротить жену, у которой такой острый язычок, так же трудно, как остановить лошадь, которая понеслась!
Калиста засмеялась.
— Жаль, что вы не могли видеть своего лица, когда я упала с лошади, и вы подумали, что я ранена!
— Со мной действительно еще не бывало такого, чтобы молодая женщина в буквальном смысле слова бросалась к моим ногам, — сухо произнес граф.
Девушка опять рассмеялась.
— Даже этот глупый старый грум, который вечно меня везде сопровождает по маминому настоянию, особенно когда я езжу в Лондон, и тот не мог поверить, что Кентавр сбросил меня или что меня вообще можно сбросить. — Она тихонько вздохнула. — Хотелось бы мне показать вам кое-что из того, что умеет делать Кентавр. Он действительно необыкновенный, просто сказочный конь, но если вы проявите к нему хоть какой-то интерес, мама может подумать, что на самом деле вы интересуетесь мной.
— Я вижу, между нами воздвигнуты непреодолимые преграды — гораздо выше тех, что ставят на барьерных скачках! — засмеялся граф.
— Я прошу вас отнестись к этому серьезно, — сказала девушка. — Еще когда я в первый раз говорила с вами, то поняла, что вы склонный обратить все это в шутку.
— Однако шутка эта зашла уже вроде бы слишком далеко.
— Вы увидите, что она зайдет еще дальше, если, однажды утром проснувшись, обнаружите, что вы женаты на мне!
— Признаюсь, это опасная угроза, — улыбнулся граф.
— Так будьте же осторожны! С этими словами Калиста поднялась со скамеечки, укрытой в кустах
Она была такая тоненькая, стройная, что, если бы не ее нежное личико и огромные глаза, она и в самом деле могла бы сойти за мальчишку в своем жокейском костюмчике.
— Представьте себе, — заговорила она очень тихим и мягким голосом, — как это было бы прекрасно — прийти сюда с тем, кого любишь! Смотреть на дымку, поднимающуюся над водой, и думать, что это нимфы, живущие там в глубоких зеленых водах, выходят по ночам, чтобы водить свои хороводы при лунном свете… Наслаждаться вдвоем волшебством этой теплой лунной ночи и знать, что тысячи и тысячи звезд, сверкающих в небе, — это чудесные светлячки, которые исполнят все ваши желания, а желать вы будете только одного — дать как можно больше счастья любимому человеку!
Голос девушки звучал сейчас удивительно ласково, певуче и мелодично — совсем не так, как раньше.
Граф тоже поднялся и стоял теперь, глядя на нее; затем он сказал очень тихо:
— Думаю, все мы пытаемся найти то, о чем вы говорили сейчас, мы ищем это всю жизнь, но оно вечно ускользает от нас.
Калиста обернулась к нему:
— В таком случае, любовь неуловима, неуловима, как вы!
— Не могу сказать, чтобы мне особенно льстило такое определение, — возразил граф.
— Могу себе представить! Особенно теперь, когда оно натолкнуло маму на мысль отнять у вас право пользоваться этой славой и дальше! Какая мука, должно быть, — терпеть приставания этих докучных, назойливых женщин!
В каждом слове девушки звучала едкая ирония.
— Ваша мать совершенно права, называя вас сорванцом, Калиста, — заметил граф. — Я только добавил бы к этому, что вы еще и маленький дерзкий дьяволенок!
— Благодарю вас, милорд! — ответила Калиста. — Если бы на мне сейчас было платье, я бы сделала вам глубокий реверанс. Раз так, я лучше пойду впереди, а то боюсь, что если этот» маленький дерзкий дьяволенок» не проводит вас, вы заблудитесь и не найдете дороги домой!
Она повернулась и пошла вперед так быстро, что графу стоило немалого труда не отставать от нее. Через несколько минут они подошли к дому, и граф, остановившись в тени рододендронов, закинул голову и посмотрел на высокое раскидистое дерево магнолии, росшее у него под окном.
— Вам нет необходимости возвращаться этим путем, — сказала Калиста, будто прочитав его мысли. — У меня есть ключ от двери, выходящей в сад, и все, что вам нужно сделать, — это подняться прямо по лестнице и пройти налево в свою спальню. — Помолчав немного, она добавила:
— Если вдруг, по какой-нибудь несчастной случайности, вы столкнетесь с кем-либо из гостей, скажите, что вам не спалось и вы вышли в сад немного прогуляться, подышать свежим ночным воздухом. Никому и в голову не придет, что вы были здесь не один!
Не дожидаясь, пока граф что-нибудь ответит, Калиста побежала по садовой дорожке к дому.
Граф заметил, что внизу, чуть правее его окна, действительно просматривается какая-то дверь.
Вытащив ключ из кармана рейтуз, Калиста повернула его в замке, и дверь распахнулась.