Неумерший
Шрифт:
– Ты и вправду потерялся, милок, – захохотала она.
– Мне сказали, что она со мной как-то связана, но, насколько я знаю, мне не обязательно говорить именно с ней…
– Что ты здесь делаешь?
– Меня прислал Великий друид.
– Великий друид? Какой именно Великий друид?
На мгновение я растерялся. Неужели она и была одной из прорицательниц, ради которой я преодолел такой опасный путь?
– Великий друид Комрунос! Тот, что заседает в лесу карнутского [42] народа.
42
Карнуты – древний
– А! Мой дорогой Комрунос… Так значит, он теперь стал Великим друидом?
На миг она задумалась над услышанным.
– Послушай, всё это кажется мне довольно запутанным, – продолжала старуха. – Мы проясним всё позже, вместе с моими сёстрами, а пока займись-ка полезным делом. Помоги мне собрать улов. Чем раньше мы наполним корзину, тем быстрее подбросим дров в огонь…
Не обращая на меня никакого внимания, она снова принялась копошиться в лужах. Я глядел на неё, слегка оторопев, а она вдруг принялась отчитывать меня, как ребёнка. «Ну выбрось ты уже свои пики, – ухмыльнулась она, повернувшись ко мне спиной. – Не то всю живность здесь распугаешь».
Ещё немного поколебавшись, я воткнул копья в песок. Затем колдунья жестом подозвала меня к себе, и я опасливо подошёл, не ожидая ничего доброго. Она по-хозяйски переворачивала камни и гальку, орудуя небольшим ножом, чтобы отделить от них раковины моллюсков. Не удосужившись разогнуться, она спросила:
– Ты уже рыбачил на песке?
– Мне приходилось рыбачить на реке, но так – ещё ни разу.
– Ты не из этих краёв?
– Нет, я из Аттегии.
– Из Аттегии? Где это?
– Далеко отсюда, по правую сторону от битурижского королевства, на границе с арвернскими землями.
Она присвистнула:
– Да уж! Не близок свет!
– Ну, по правде говоря, я родом из ещё более дальних мест, с амбронской заставы.
– Значит, рыбак из тебя никчёмный.
Я еле сдержался, чтобы не вскрикнуть, возразить ей, что я был воином и охотником, но не знал, как вести себя с ведьмой, поэтому большим усилием умерил свой гнев.
– Не беда, – протрещала она, словно старая сорока, – я тебя научу.
Не разогнувшись до сей поры, она стала описывать моллюсков, перечисляя их названия. Я запомнил только букцинумов да литторинов, напоминавших улиток, но совсем запутался в венусах, венерках, мидиях, петушках и морских ушках. Старуха разъяснила мне, что некоторые ракушки зарываются в песок, а другие живут на поверхности, однако часть собранных мною моллюсков она выбросила из корзины, ворча, что наведу на неё хворь. Я никак не мог понять, что со мной происходило: я ждал встречи с тайнами и опасностями, а оказался здесь, влачась по мокрому песку и слушая упрёки, как дитя. Быть может, всё это было просто волшебным фокусом: я настолько растерялся, что не ведал даже, как себя вести – гневаться ли или подчиняться. И послушно продолжил своё занятие.
И пусть я был сбит с толку, но всё же не терял бдительности. Вскоре я заметил на берегу брошенную одежду, придавленную камнем. Я перевёл взгляд на океан, задаваясь вопросом, кто мог плавать в такой студёной воде. Старуха сразу же заметила моё любопытство.
– Ты спрашиваешь себя, куда делась моя сестра, – вымолвила она, не прекращая собирать ракушки.
– Я увидел её платье на берегу.
– Действительно, для того, чем она занята, оно ей без надобности.
Хоть это и было сказано спокойным тоном, но отчего-то эти слова оживили во мне нотку страха, и я поднял голову в небо.
– А что она делает?
– Да, как и мы, рыбачит.
Старуха слегка распрямилась, подперев рукой поясницу. Она
– Смотри, вот и она.
Я заметил чью-то голову в бурных волнах. Она, несомненно, только что вынырнула на поверхность, ибо находилась уже слишком близко к берегу, и до сих пор я её не видел. Пловчиха стала выходить из воды, показались её плечи и грудь, затем бёдра. Ее обнаженное тело было очень худым и на первый взгляд казалось хрупким. Что-то сразу приковало мое внимание – быть может, длинная-предлинная рыба, которую она несла, ухватившись пальцами за жабры. А та яростно била по воде, сопротивляясь всем своим змеевидным туловищем. Это был серый морской угорь, длинный, как моя нога, зиявший раскрытой пастью с торчащими из неё ядовитыми зубами. У пловчихи не было с собой ни гарпуна, ни крюка: она поймала и вытащила его голыми руками. Вот смелость, коей нельзя было не восхищаться… Но на самом деле меня поразило совершенно другое.
Она приближалась к нам, шлёпая по песку, и вдруг я понял! Голыми руками такую опасную рыбу не выловить, и без волшебства здесь не обошлось! Ну конечно! Лоб её выстрижен так же высоко, как у друидки. Но её мускулистое тело, тонкая талия, небольшие упругие груди могли принадлежать лишь молодой девушке. Посиневшая от холода, она выставляла напоказ свою наготу с высокомерием, преисполненным вызова. Колдунья сразу же зашагала к нам, и я заметил, как она смерила меня лукавым взглядом. Овал её лица показался бы миловидным, если бы бритый лоб не нарушал складности, увеличивая череп и уменьшая рот и подбородок. Но что взволновало меня больше всего, так это необъяснимое чувство, будто эту совершенно незнакомую девушку я уже где-то раньше видел. Её лицо пробудило в памяти смутные воспоминания из моего прошлого, впрочем, слишком детские, чтобы иметь хоть какой-то смысл.
Выйдя из воды, она бросила огромную рыбину на берег. Морской угорь, обречённый на медленное издыхание, стал извиваться, открыв пасть и судорожно трепеща жабрами. Несколько чаек сели поблизости, привлечённые агонией этой чудовищной рыбы. Девушка остановилась прямо подле нас. Она наклонилась, чувственным жестом отжимая шевелюру, похожую на гнездо гадюк. От холода её кожа покрылась крупными мурашками, грудь вызывающе заострилась, и струйка воды с волос побежала по бедру. Не отрывая от меня глаз, она произнесла:
– Что за странную птицу ты изловила, Мемантуза?
– Его принёс ветер с земель, – ответила старуха.
– Он не похож на того, кто потерпел кораблекрушение.
– Он сильно сбился с пути.
– И как же зовут тебя, скворец?
Задав мне этот вопрос, девушка устремила свои мутные зрачки в глубину моих очей. От порывистого ветра её губы дрожали, но голос от этого не становился менее властным.
– Я Белловез, сын Сакровеза. Я племянник Верховного короля.
– Только поглядите, кто к нам пожаловал! – нагло отозвалась она.
От оскорбления у меня вскипела кровь. Пусть я был ещё молод, но я был высокого происхождения, я пировал с королями и великими воинами, я проливал свою кровь и кровь врага на поле битвы. Пусть она и была колдуньей, мне отнюдь не хотелось терпеть её дерзкие нападки и бесстыжие попытки заморочить мне голову своей непристойностью.
Я попытался подобрать хлёсткое словцо, но я не был таким бойким на язык, как Альбиос, и безвольно замолчал. Дабы покончить с насмешками, искрившимися в её плутовских глазах, я решил сбить с неё спесь. Я хотел надменно спросить её имя, но слова комом застряли у меня в горле, ибо неожиданно я узнал эту причудливо знакомую девушку, и изумление только усугубило мой глуповатый вид. Я её уже встречал, очень далеко отсюда, в Аттегии. И было это всего пару лет назад, но для ветреного мальчишки, вроде меня, это представляло целую вечность. Со всем своим кортежем из знатных людей и великих воинов, она останавливалась в имении моей матери по дороге на свою свадьбу. В полном потрясении я невнятно пробормотал: