Неустановленное лицо

Устинов Сергей Львович

– Отпусти в камеру, не могу больше, а?

Я нажал кнопку звонка, вызывая надзирателя. Мысли мои двигались уже в направлении, далеком от Крола, когда он, словно неожиданно решившись, оглянулся на дверь, наклонился ко мне и заговорил быстро, сбивчиво и тихо:

– Вы вот что, ребята... раз уж взялись... поимейте... Масло – это голова. Кобра, значит, руки... А кулаки... и все такое прочее... Есть у них для таких дел человечек, Фатеев Генка, футболист. Бывший... Здоровый как бык и такой же умный... Поимейте... Мирзуха – его работа. Ясно?

Дверь открылась, вошел конвойный. Крол встал, криво ухмыляясь. Крикнул, вытягивая тонкую шею:

– И нечего меня дергать! Я вам еще тогда сказал – до фени!

А я смотрел ему вслед, в его узкую сутулую спину, к которой прилипла намокшая от пота рубашка, и думал над тем, что нам, более или менее обычным людям, не понять и даже не представить, как страшно может быть ему – человеку, добровольно лишившему себя защиты и покровительства закона.

27

Комаров приехал к двенадцати часам. До этого времени мы постарались сделать все возможное, чтобы хоть как-то реабилитировать себя в его глазах, да и в своих собственных. Стас поехал к дому Маслакова – на рекогносцировку. А я по всем сусекам стал наскребать информацию об интересующих нас лицах. Учитывая выходной день, да и общий зарез со временем, получилось не Бог весть что – так, общие сведения. Но и они давали некоторое представление о том, с кем нам придется иметь дело.

Маслаков Борис Александрович, 1926 года рождения, четырежды судимый. Практически профессиональный преступник. Но в картотеке имелись только номера статей да даты отсидок. Поэтому, поразмыслив, я вытащил записную книжку и нашел в ней телефон Конина, Если кто-то и мог мне помочь, так только он – Савелий Петрович Конин, некогда начальник отдела в МУРе, легендарный учитель еще Комарова, а ныне подполковник милиции в отставке, персональный пенсионер республиканского значения. Он теперь бывал у нас в управлении только по праздникам, выступал перед молодежью, рассказывал всякие байки про прежние лихие времена – когда бандиты разъезжали на “виллисах” и грабили продуктовые склады. Рассказывал он замечательно, с массой красочных подробностей, из-за которых мы, молодые циничные скептики, относились к его историям недоверчиво: уж очень это было похоже на то, как любят описывать нашу работу в газетах на День милиции.

Но по крайней мере одно его качество мне импонировало: он без запинки сыпал именами и кличками не только всех преступников, с которыми когда-либо имел дело, но и фамилиями сотрудников МУРа за последние лет сорок. А главное. Конин умел каждому из них как бы походя, в двух-трех словах, дать хлесткую, убедительную характеристику… “Что старик может, – сказал про него однажды Комаров, – так это схватывать суть Человеческую. Всегда искал главное, моторчик, который всем движет. Учитесь”.

Прежде чем ответить, Конин прокашлялся, будто собирался прочесть мне целую лекцию, потом еще пошебуршал возле трубки – я почему-то представил, что он тщательно протирает очки и укрепляет их на своем сухоньком в синих прожилках носу.

– Маслаков? – наконец переспросил Савелий Петрович. – А он еще жив?

Я заверил его, что жив и, судя по всему, активно функционирует.

– Впрочем, что это я? – сам себя укорил Конин. – Ведь Боря должен быть помладше меня лет на восемь, а я-то еще жив. Значит, Масло, говоришь. – Он ведь, кажется, двадцать седьмого?

– Двадцать шестого, – поправил я.

– Да-да, – подхватил Савелий Петрович, – я помню, что он в войну беспризорничал. Так что тебе про него рассказать?

Он задумался. В трубке было слышно, как он покряхтывает, наверное, поудобней усаживаясь в кресле.

– Если память мне не изменяет, первый раз он сел как раз во время войны – за кражи из магазинов...

Я сверился со своими записями: память не изменяла Савелию Петровичу.

– Но тут главное не в том, когда и за что, – продолжал он. Голос его, до этого дрябловатый, стариковский, креп, наполняясь воздухом воспоминаний. – Тут главное – как. В те времена над дверями некоторых магазинов были такие полукруглые окошки, разбитые перекладинами на секторы. Зачем – черт их знает! Архитектурные излишества – они и сейчас еще в старых домах встречаются. Так вот, пространство между перекладинками было такое узкое, что в голову никому не могло прийти, что там кто-то пролезет – их и не, безопасили, сигнализации никакой на них не было. Никому не могло прийти, а Маслакову пришло! Нашел он мальчишку, беспризорника-недомерка, маленького, но ловкого. И грабанули они таким образом по Москве добрый десяток магазинов, пока не поймали их. Да и поймали-то на рынке, когда Масло пришел туда краденые продукты на одежду менять!

Конин замолчал, потом строго спросил меня:

– Для чего я тебе все это рассказываю? – И сам же ответил: – Для того, чтоб ты понял: с младых ногтей, с первого своего дела Масло никогда не ходил проторенными путями, всегда искал что-нибудь новенькое, свежее. Он мне как-то сам честно объяснил, почему. Потому что в новом деле нет конкуренции со стороны своих, а мы, то есть органы, тоже не успели еще разобраться, что к чему, и перекрыть кислород... Суди сам. В пятидесятые он еще занимался кражами – теперь уже из квартир. Ты, конечно, помнить не можешь, а тогда началось по всей стране жилищное строительство, особо много появилось этих пятиэтажек, хрущеб, как их называли. Люди из коммуналок в центре переселялись в отдельные квартиры на окраине, никто никого не знает, раньше жили все вместе, теперь каждый за себя... А Масло сколотил команду из шпаны, приходили в пятиэтажки днем, когда все на работе, поднимаются на этаж, звонят сразу в четыре двери – если нигде не открывают, вышибали ногой замки – замочки хлипенькие были... Пока народ разобрался, пока дежурства стали устраивать, двери укреплять – они погуляли.

Савелий Петрович перевел дух, тяжело прокашлялся.

– В шестидесятые он переквалифицировался после отсидки. Потянуло денежками с Кавказа – там левые “цеха” стали образовываться. Масло первым скумекал – организовал доставку товара в Москву, в Ленинград, нашел оптовых покупателей. Греб денежки ни на чем: на транспортировке. А уж в семидесятые, после третьего срока, он совсем прибыльным делом занялся: нашел гравера-самоучку, виртуоза, между прочим, золотые руки – и стали они бланки дипломов изготовлять. В то время все в командиры производства кинулись – в командирах-то жилось получше, поближе к кормушкам. Да вот беда – к самым лучшим кормушкам без диплома не пущали. А тут как раз Масло и выскочил: вот тебе бланк, вот тебе печать. Вписывай фамилию и будешь хошь инженером, хошь юристом, хошь врачом. Эхе-хе, – досадливо закряхтел Конин. – Наделал он бед, сволочь, небось до сих пор бродят по. свету его “выпускнички”. А по закону больше пяти лет ему не полагалось.

– Савелий Петрович, – осмелился я перебить, – а почему ж он все-таки каждый раз попадался?

– Хороший вопрос, – похвалил иронически Конин. – А мы что ж, по-твоему, без дела сидели? Ты вот сам знаешь хоть одного делового, который в таком возрасте ни разу бы не сидел?

Я был вынужден признать, что нет, не знаю.

– То-то, – довольно хмыкнул он. – Но в случае с Маслаковым еще один аспект имеется... – Конин замолчал, задумавшись. Я терпеливо ждал. – Понимаешь ли, я считаю, биография каждого человека в его характере. А характер у Масла... Не сахар! – Савелий Петрович жиденько посмеялся собственному нехитрому каламбуру. – Вот как бы тебе это получше объяснить? – Не терпел он никогда рядом с собой умных людей! Всегда он искал только исполнителей, которым что скажешь, то они и делают, а своих мозгов маловато. И ведь каждый раз, почитай, горел он на своих дураках-подельщиках, а ничему это его не научило! Смотри: шпана, с которой он домушничал, влезла раз в квартиру, а там люди. Им бы бежать, дурням, а они все равно лезут. Во-первых, уже не кража получается, а грабеж, во-вторых, тем же вечером накрыли их на вокзале по приметам. А с левым кавказским товаром как вышло? Совсем глупо! Два дурака, которых он нанял возить, напились в ресторане, стали деньгами швыряться. Ну взяли их на заметку... И даже гравер-золотые руки его подвел. Мало ему дипломов показалось – изготовил клише облигации трехпроцентного займа. Отпечатал на пробу одну штуку – и тут же попался.

Конин помолчал немного и спросил:

– Уж не знаю, помог я тебе или нет?

– Помогли, Савелий Петрович! – с воодушевлением ответил я.

– Не знаю, в чем он сейчас провинился, – продолжал

Конин со вздохом, – но могу более или менее предположить. Что сейчас “в моде”? За что деньги платят? Видео? Наркотики? Порнография?

Будь я министром внутренних дел, думал я, прощаясь со стариком, я бы опытных ветеранов оставлял при уголовном розыске хотя бы консультантами. Ведь вот какая несправедливость: Конин в отставке, а Масло – нет! И нам приходится открывать Америку...