Неутомимая охотница
Шрифт:
— Но это не имеет никакого смысла. Похоже, для них это осталось такой же тайной, как и для нас.
— Возможно. Но кто знает, вдруг они все же что-то поняли и испугались? Недаром говорят, что средневековый разум — настоящий лабиринт с невероятным числом поворотов и ответвлений, недоступных современному человеку. Что, если кто-то нашел лампу много лет назад и просто взял себе, а шкатулку со свитком оставил, посчитав, что они ничего не стоят?
— Да, — выдохнула она, — звучит логично. — У нее был такой вид, словно она вот-вот заплачет. — Значит, лампа пропала
— Но я вполне могу ошибаться, и она зарыта в другом месте. А вдруг в свитке написано, что шкатулку и лампу следует держать в разных местах? Если это так, там должно об этом говориться.
Судя по ее лицу, она хотела ему верить Беда в том, что он сам не знал, чему теперь верить. Странная головоломка на старофранцузском, высеченная в камне. А в стене пещеры, чуть повыше карниза, замуровали шкатулку с рукописью, возраст которой насчитывает тысячи лет.
Он вздрогнул, впервые ощутив, как сырость проникает до самых костей.
— Сейчас мы вряд ли сможем прийти к верному заключению, Хелен. Слишком много гипотез. Но клянусь, мы обнаружим истину.
— Ты чудесный партнер, — пробормотала она, стараясь улыбнуться. Он тут же забыл о лампе и сжал ладонями ее щеки.
— Три недели назад, мисс Мейберри, я жил счастливо, наслаждаясь бездельем и маленькими удовольствиями, которые дарит нам жизнь. Ho тут услышал, как ты говоришь с Александрой о наказаниях, и мое существование необратимо изменилось.
— Лорд Бичем, — строго заявила она, — я именно та, кого вы успели взять шесть раз за последние два дня. Можно подумать, необратимые изменения коснулись исключительно вашего существования!
Бичем громко засмеялся, и смех в этом темном провале звучал как хохот развеселившихся демонов.
Когда они выбрались из пещеры на свет, он вытер грязь с лица Хелен.
— Став твоим партнером, я не ожидал подобных приключении.
— У меня такое чувство, — глухо отозвалась она, — что приключения только начинакпся.
Они немного постояли на мысу к югу от Олдборо, глядя на длинную узкую полосу песка Маленькая пещера зияла в десяти футах ниже их ног — черный таинственный зев в полуразрушенной скале. Добраться до нее было нелегко; почва и камни ползли под ногами.
— Это самое прекрасное место на земле, — убежденно проговорила Хелен.
Прилив поднимался все выше, накатывая пенистые волны на грязно-коричневый песок. Бесчисленные черные камни, хаотически громоздившиеся в воде, были покрыты морским салатом, светло-зеленым в ярких лучах утреннего солнца. На поверхности болтались длинные плети водорослей, перепутанные с кусками плавника, сломанными ветками и стеблями растений. Мелкие заливчики были забиты морскими анемонами, литоринами, ракушками и губками, цеплявшимися за мелкие камешки. Интересно, на фоне какого залива Хелен хотела его нарисовать?
Тростник рос густыми щетками на низких песчаных дюнах вперемешку с подматрасником и стальником, розовые и фиолетовые цветы которых казались хрупкими и деликатными, но на деле были невероятно жизнестойкими и несгибаемыми. Розовые бутоны напомнили Спенсеру губы
Лорд Бичем глубоко вздохнул и стал любоваться птицами, особенно одним чирком, который все время отставал от своих собратьев и сейчас беспомощно качался на настигшей его волне. Спенсер втягивал в себя воздух, пропахший солью, сухими водорослями и полевыми цветами, и старался не смотреть в сторону Хелен.
— Только взгляни на этих шилоносок! — воскликнула она, показывая на птиц, сидевших среди подмаренника и стальника. — Их длинные острые носы проникнут куда угодно в поисках еды. Видишь, как они загнуты вверх? И здесь так много черноголовых чаек! Но больше всего я люблю наблюдать, как кулики прыгают по песку, покоряясь приливу и отливу.
Бичем, почему-то не удивившись ее словам, продолжал разглядывать птиц. Невозможно сосчитать, сколько здесь видов, и все кричат, каркают, вопят, пищат, орут! У края воды топчутся сорочаи и серые ржанки. Волна на этот раз отхлынула быстрее обычного, и его знакомый чирок, потеряв равновесие, на миг беспомощно повалился на бок.
— Как я уже говорил, мой фамильный дом, Пейлдаунс, — начал лорд Бичем, — находится вблизи побережья Северного Девона. Со скал виден остров Ланди. А птиц сколько! Невозможно сосчитать. Весной их стаи закрывают небо как тучи. В детстве я больше всего любил буревестников, маевок и гагарок: ах, какие они бесцеремонные и Горластые! Если не перебраниваются друг с другом, то преследуют тех несчастных, кто по ошибке вторгся в их царство, и приходится срочно искать убежища. Поразительное время года!
— Никогда не была в Девоне. А где именно находится Пейлдаунс?
— Между заливами Ком-Мартин и Вуди, рядом с деревней Бассет. Там на прибрежных скалах часами сидят бакланы и топорики. Бывают дни, когда бесчисленное количество глупышей вьются и падают камнем вниз прямо над головой. Если один улетает, другой немедленно занимает его место, так что над головой образуется нечто вроде плотного покрывала.
Она воззрилась на него, словно видела в первый раз, и с расстановкой проговорила:
— Не думала, что ты так хорошо знаешь птиц и любишь природу. Обычно при мысли о высокородном джентльмене перед глазами сразу возникают колода карт, бутылка бренди, расстегнутый жилет…
— И красный нос? И еще женщина, нагнувшаяся над ним так низко, что груди выпадают из лифа.
— Довольно верное изображение. Что ж, справедливо. Мужчина с его репутацией обычно не склонен восхищаться окружающим пейзажем.
— Хелен, мужчина, считающийся признанным знатоком женщин и идеальным любовником, вполне способен ценить и другие вещи. Жизнь — это не только пьянство, игра в карты и мягкая женская плоть.
Спенсер сумел заставить ее замолчать, пусть и на минуту, и это ему понравилось. Он посмотрел в сторону веселой компании красноногих гусей, которая никак не могла решиться, остаться на мокром песке или взлететь на вершину скалы. Даже у гусей есть вожак! Вдохновленный этой мыслью, он продолжил: