Неведомое путешествие за пределы последнего табу

Жизнь очень растянута во времени — семьдесят лет, сто лет... Смерть так интенсивна, что вообще не имеет времени — одно-единственное мгновение. Жизни предстоит происходить сто или семьдесят лет, она не может быть столь же интенсивной. Смерть наступает в одно-единственное мгновение; она приходит целиком, не частями. Она будет так интенсивна, что ничего более интенсивного ты не можешь знать. Но если ты испугаешься, если прежде, чем придет смерть, убежишь от нее и из страха станешь бессознательным, то упустишь одну из золотых возможностей, золотые врата. Если

В Упанишадах есть древняя история, которую я всегда любил. Великому королю, которого звали Иайати, исполнилось сто лет. Он жил достаточно; он прожил огромную жизнь. Он наслаждался всем, что только могла предоставить жизнь. Он был одним из величайших королей своего времени. Но эта история прекрасна...

Смерть пришла к Йайати и сказала:

— Готовься. Настало твое время, и я пришла забрать тебя.

Йайати увидел смерть, — а он был великий воин, победивший во многих войнах... — Йайати задрожал и сказал:

— Но еще слишком рано.

— Слишком рано! — сказала Смерть. — Ты прожил сто лет. Даже твои дети состарились. Твоему старшему сыну восемьдесят лет. Что же еще ты хочешь?

У Йайати было сто сыновей, потому что у него было сто жен. Он спросил Смерть:

— Не окажешь ли ты мне услугу? Я знаю, ты должна кого-то взять. Если я смогу убедить одного из своих сыновей уйти вместо меня, не могла бы ты взять его и оставить мне еще сто лет?

Смерть сказала:

— Если кто-то другой готов уйти вместо тебя, это вполне приемлемо. Но не думаю... Если не готов ты сам, ты, отец, проживший дольше и наслаждавшийся жизнью в полной мере, почему должен быть готов твой сын?

Йайати созвал сто своих сыновей. Старшие сыновья промолчали... полное молчание, никто ничего не сказал. Только один, самый младший из сыновей, которому было только шестнадцать лет, встал и сказал:

— Я готов.

Даже Смерти стало жаль этого мальчика, и она сказала ему:

— Может быть, ты слишком невинен. Разве ты не видишь, что девяносто девять твоих братьев молчат? Кому-то из них восемьдесят лет, кому-то семьдесят, кому-то шестьдесят — они жили — но они все еще хотят жить. А ты еще совсем не жил! Даже мне тебя жаль. Подумай еще.

Юноша ответил:

— Нет, я просто вижу эту ситуацию и абсолютно уверен в своем выборе. Пусть тебе не будет меня жаль, я ухожу вполне осознанно. Я вижу, что если мой отец не удовлетворен своей сотней лет, какой тогда смысл здесь оставаться мне? Как могу быть удовлетворен я? Я вижу девяносто девять моих братьев; никто из них не удовлетворен. Так зачем тратить время впустую? По крайней мере, я могу оказать отцу эту услугу. Пусть он порадуется еще ста годам. Но я все закончил. Видя эту ситуацию, — что никто не удовлетворен, — я могу абсолютно ясно понять только одно: даже если я проживу сто лет, то не буду удовлетворен и тогда. Поэтому неважно, уйду ли я сегодня или через девяносто лет. Возьми меня.

Смерть взяла мальчика. И еще через сто лет она вернулась, и Йайати оказался в таком же положении. Он сказал:

— Эти сто лет прошли слишком скоро. Все мои старые сыновья умерли, но у меня есть еще сто. Я могу дать тебе еще кого-то из сыновей, только пощади меня.

Это продолжалось — история продолжает рассказывать — тысячу лет. Десять раз приходила Смерть. И девять раз она брала одного из сыновей, и Йайати жил еще сто лет. На десятый раз Йайати сказал:

— Хотя я все еще так же не удовлетворен, что и когда ты пришла за мной в первый раз, теперь — хотя и неохотно, невольно — я уйду, потому что не могу продолжать просить об услугах. Это уже слишком. И одно мне стало абсолютно ясно: что если тысяча лет не помогла мне достичь удовлетворения, то не поможет и десять тысяч лет.

Это привязанность. Ты можешь продолжать жить, но если тебя ударяет идея смерти, ты дрожишь. Если же ты ни к чему не привязан, смерть может прийти в это самое мгновение, и ты будешь в очень присутственном настроении. Ты будешь абсолютно готов уйти. Перед таким человеком смерть бессильна. Смерть побеждают лишь те, кто готов умереть в любое мгновение, без малейшей неохоты. Они становятся бессмертными, они становятся буддами.

Эта свобода — цель религиозного поиска. Свобода от привязанности — это свобода от смерти.

Свобода от привязанности — это свобода от колеса рождения и смерти.

Свобода от привязанности делает тебя способным войти во вселенский свет и стать с ним одним. И это — величайшее благословение, высочайший экстаз, за пределами которого ничего не существует. Ты пришел домой.

На самом деле в центре религиозного поиска стоит не Бог — в центре его стоит смерть. Без смерти не было бы вообще никакой религии. Именно смерть заставляет человека исследовать и искать запредельного, бессмертного.

Смерть окружает нас, словно океан окружает небольшой остров. Остров может в любой момент затопить. Следующее мгновение может никогда не прийти, завтра может никогда не наступить. Животные не религиозны по той простой причине, что не осознают смерти. Они не могут представить себя умирающими, хотя видят, как умирают другие животные. Квантовый скачок отделяет видение того, что умирает кто-то другой, от заключения: «Я тоже умру». Животные недостаточно пробуждены и осознанны, чтобы прийти к такому заключению.

И большинство человеческих существ — тоже недочеловеческие. Человек достигает настоящей зрелости, когда приходит к заключению: «Если смерть происходит со всеми остальными, значит, не могу быть исключением и я». Как только это заключение глубоко просачивается в сердце, твоя жизнь никогда больше не будет прежней. Ты не можешь прежним образом оставаться привязанным к жизни. Если она будет отнята, какой смысл так собственнически к ней относиться? Если однажды она исчезнет, зачем так цепляться и страдать? Если жизнь не останется навсегда, зачем тогда столько боли, страдания и тревоги? Если ее не станет, ее не станет — неважно, когда. Тогда время не так важно — сегодня, завтра, послезавтра, но жизнь ускользнет из твоих рук.