Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера

Шляхов Андрей Левонович

Он вышел из поликлиники и решил пройтись пешком до дома, чтобы сполна насладиться теплым летним днем. Это такая редкость, когда никуда не надо спешить. Просто праздник какой-то!

Данилов неторопливо шел по знакомой с детства улице, предвкушая хороший вечер. Он думал о том, как сейчас он придет домой, поиграет на скрипке, затем немного прошвырнется по Интернету, а ближе к пяти позвонит Елене и вытащит ее куда-нибудь, или напросится к ней в гости. Надо же в конце концов посоветоваться с кем-то близким и понимающим на тему выбора своей будущей специальности.

Данилов мог бы спокойно решить этот вопрос самостоятельно, но обсудить его с Еленой было приятно, а отказывать себе в приятном Данилов не привык.

Эпилог

Скорая

медицинская

30 апреля 1898 года на четвертой странице газеты «Московские ведомости» появилось сообщение: «В видах упорядочения дела подания первоначальной помощи лицам внезапно заболевшим на улицах и в общественных местах города Москвы начальника Московской полиции предположено организовать при полицейских домах, а также в некоторых других пунктах особые санитарные станции для подания первоначальной медицинской помощи».

Именно в 1898 году на московских улицах появились первые кареты «скорой» помощи. Две первые Станции скорой помощи были открыты при Сущевском и Сретенском полицейских участках. Каждой из Станций полагалось по одной карете, на которой выезжали врач, фельдшер и санитар. Кареты были оснащены укладкой с медикаментами, хирургическими инструментами и перевязочным материалом. Выезжали кареты на уличные вызовы в пределах своей полицейской части. На квартиры выезжать запрещалось, причем правом вызова обладали только официальные лица — полицейские чины, дворники, ночные сторожа.

Дежурства были суточными, начинались они в три часа пополудни и заканчивались в это же время на следующий день, причем дежурить могли и штатные врачи полиции, и сверхштатные.

Все вызовы фиксировались в специальном журнале с указанием паспортных данных пациентов, вида и характера оказанной ему помощи, места, куда они были доставлены, и времени доставки. Вызовы принимались только на улицы.

13 июня 1898 года (поистине несчастливый день) Скорая помощь впервые в истории Москвы выехала на место катастрофы. На Иерусалимском проезде, в доме Суровцева, внезапно рухнула возводимая рабочими каменная стена. Пострадало девять человек, пятеро из которых были госпитализированы. К дому Суровцева выезжали обе кареты.

В 1899 году открылись еще три станции при Лефортовском, Таганском и Якиманском полицейских участках. В январе 1900 года шестая Станция скорой помощи открылась при Пречистенском пожарном депо. Седьмой по счету Станцией скорой помощи стала Пресненская, начавшая работу в мае 1902 года. В 1903 году в Москве появилась первая карета для перевозки рожениц при родильном приюте братьев Бахрушиных…

В наши дни на Станции скорой и неотложной медицинской помощи города Москвы за сутки совершается в среднем от семи до восьми с половиной тысяч выездов к пациентам. А бывает и больше, это уж как сложатся обстоятельства.

Доктор Данилов в роддоме

«В конце концов, главное в жизни — это сама жизнь».

Теодор Драйзер

«Вы ликуете шумной толпой, Он — всегда и повсюду один. Вы идете обычной тропой, Он — к снегам недоступных вершин. Вы глубоких скорбей далеки; Он не создан для мелких невзгод. Вы — течение мутной реки; Он — источник нетронутых вод. Вы боитесь неравной борьбы; Цель его — «иль на нем — или с ним!» Вы — минутного чувства рабы; Он — властитель над сердцем своим». Мирра Лохвицкая

Глава первая

Эпидуральная анестезия

— Вы так и будете сидеть и ничего не делать? — услышал Данилов, еще не успев войти в родовой зал. — За что вообще я вам плачу?

Медсестра-анестезист Ира закатила глаза и вздохнула: очередной скандалист, да еще «договорной». Данилов ободряюще подмигнул ей и указал взглядом на часы, висевшие над входом. До конца дежурства оставалось четыре часа.

Индивидуальный родильный бокс меньше обычного, общего, а в остальном такой же. Все в нем есть: и особенная кровать, хочешь — поднимай ее с любой стороны, хочешь — складывай, хочешь — выдвигай поручни, чтобы получилось специальное кресло для родов; и столы — стационарный и передвижной, — полные блестящих инструментов устрашающего вида, пока, впрочем, прикрытые полупрозрачной тканью; и два стеклянных медицинских шкафа с не менее специфическим содержимым; и еще один шкафик — со стерильным нутром; и наконец, пеленальный стол для новорожденных, да не простой, а с подогревом, и — не дай бог пригодится — передвижной аппарат искусственной вентиляции легких, сокращенно «ивеэл». Кроме того — холодильник для лекарств, стол с детскими весами, передвижной четырехрефлекторный светильник, два таза на подставках, два винтовых табурета, большой фиолетовый гимнастический мяч для «мягких» родов и два больших контейнера — для медицинского мусора и для грязного белья. Удивительно гармонично все это размещалось в небольшом помещении. На потолке, помимо обычных светильников — бактерицидный кварцевый облучатель. Часы на стене над дверью, кондиционер у окна — все, как обычно, чистое, белое, мерно гудящее или спокойно дожидающееся своего часа.

Спокойно? Как бы не так.

В комнате резко пахло специфическим, непередаваемым и неповторимым, запахом родового зала. Роженица — полная, рыхлая, с отечным лицом, — стонала и приподнималась на кровати, а потом снова ложилась, тщетно пытаясь улечься поудобнее. Вокруг нее стояли трое — заведующая родильным отделением доктор Юртаева, акушерка Пангина и незнакомый Данилову мужчина в медицинской шапочке, халате и бахилах поверх обычной одежды — кандидат в счастливые отцы. Именно его крики были слышны Данилову еще из-за двери.

— Владимир Александрович! — Голос доктора Юртаевой слегка дрожал. — Необходимо решить вопрос об эпидуральной анестезии…

Собственно, все уже было решено: будущая мать заранее спросила акушера, тот не возражал, и Данилову предстояло попросту произвести манипуляцию. Конечно, только врач-анестезиолог мог решить, годится ли для конкретного человека конкретный вид обезболивания; но акушеры в девятом роддоме — врачи грамотные, «неслучайные», можно сказать, врачи, и не станут «дергать» дежурного анестезиолога попусту. Раз позвали, значит, нет противопоказаний. Тем более что заведующий отделения анестезиологии и реанимации обязательно осматривает всех «платных» пациентов, чтобы подобрать максимально подходящий вид обезболивания, и вообще — для порядка. В конце концов, за свои почти семьдесят тысяч рублей люди заслуживают того, чтобы вокруг них немного похлопотали.

Самому Данилову претило деление пациентов на «платных» и «бесплатных». Не как борцу за социальную справедливость (Данилов знал, что она недостижима), а как врачу, обязавшемуся «внимательно и заботливо относиться к больному, действовать исключительно в его интересах независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств». К тому же «платные» пациенты, а особенно их родственники, досаждали персоналу роддома гораздо чаще и сильнее, чем «бесплатные». В их отношении к докторам ясно читалось что-то вроде «я вам плачу, а вы мне должны». Деньги — прекрасная и необходимая вещь, и Данилов считал, что их нужно уметь не только зарабатывать, но и правильно тратить: деликатно, с уважением к тому, чей труд ты оплачиваешь.