Невероятные приключения циников в Скайриме
Шрифт:
— Ты-ы… ме-е-еня-а… слу-у-ша-е-ешь? — медленно, словно на зажеванной пленке, протянул Бишоп, опуская взгляд на оружие.
— Се-е-ейчас бу-уде-ет фа-ата-алити-и-и! — я плавно разжала пальцы, и стрела с нарастающим свистом вырвалась вперед. Ее металлический наконечник на доли секунды сверкнул отраженным бликом, и, рассекая воздух, устремился к своей цели. Разбойник выхватил меч, но тут его голова дёрнулась, а в прорезях шлема появилось потрепанное оперение стрелы.
— Вот так, детка! — я подпрыгнула на месте, а время снова пришло в норму, — ты видел? Видел?! Кто молодец?! Я молодец!
Бишоп, не говоря ни слова, подошел к трупу и перевернул его толчком ноги. Стрела торчала аккурат в левом глазу. Рейнджер бросил на меня странный взгляд, в котором читалась настороженность, недоверие и… что-то еще.
— Надо почаще орать на тебя, может, хоть тогда начнешь лучше стрелять.
— Куда уж лучше?! — возмущенно завопила я, — посмотри на это! Я прямо чувствую, как у меня растет навык стрельбы.
Я подула себе на пальцы, как стрелок на дымящееся дуло револьвера.
— Не льсти себе. Это просто везение, — припечатал Бишоп и кивнул в сторону дверей, ведущих в саму гробницу. — Стена слов находится внутри?
Я кивнула, немного раздосадованная тем, что рейнджер не оценил мой выстрел. Бишоп легко взбежал по ступеням ко входу, на минуту замер прислушиваясь:
— Вроде тихо.
— Тогда пойдем! — я обошла рейнджера и, не спрашивая разрешения, всем весом навалилась на тяжелые двери из темного металла.
Мне не терпелось доказать Бишопу, что этот выстрел был лишь первым из многих моих триумфов, что и дальше я буду «Ворошиловским стрелком». Где тут еще разбойники? Мне нужны мишени. Дверь наконец поддалась и с тяжелым лязгом отъехала в сторону.
— Везение, говоришь… — бубнила себе под нос, — будет тебе везение.
Я зашла внутрь первой, как что-то толкнуло меня в грудь, а Бишоп закричал. Не удержав равновесия, я свалилась на спину, хватая воздух ртом. Взгляд против моей воли опустился на грудь: из темной кожи доспеха торчала стрела, а навстречу уже бежали те самые разбойники, на которых я хотела потренироваться. Ирония судьбы, мять ее за алгоритмы… Во рту сделалось солоно, и я закашлялась. Боль в груди начала разрастаться, словно круги на воде, заслоняя собой все остальные чувства. Слух, зрение… Сквозь мутную пелену выступивших слез увидела искаженное лицо Бишопа, тот склонился, что-то бормоча и копаясь в сумке — моих губ вдруг коснулось прохладное стекло.
— Ну же! Проклятье, глотай!
— Глотать? Полегче, парень… Мы… только познакомились… — выдавила смешок из себя вместе с кашлем, — а ты уже…кха-кх!.. Просишь глотать…
— Пей, во имя Девятерых! — на губы полилась терпкая жидкость, а я невольно усмехнулась.
— Не… волнуйся. Скоро увидимся… — глаза закрылись сами собой, а я облегченно откинулась навзничь, радуясь, что боль скоро пройдет. Интересно, где я пробужусь в этот раз…
***
Сердце защемило так, что не шелохнуться, не вздохнуть. Схватившись за грудь, я осторожно открыла глаза и едва не выругалась: надо мной нависал всё тот же деревянный потолок дозорной башни, рядом, привалившись к стене, спал Бишоп, а в бойницах показалось чистое ночное небо — буря уже улеглась. Я медленно вздохнула, и боль прошла так же неожиданно, как появилась. В темноте при тусклом свете тлеющих углей сложно было что-то разглядеть, но на ощупь доспех оказался цел, как и моя грудная клетка. Я тяжело вздохнула.
Ну вот! Значит всякий раз, когда я буду умирать, мне придется воскрешаться в месте последней ночевки? Отлично, я — феникс-бомж, прикрепленный к спальнику. А теперь еще снова переться к Ветреному пику и сражаться с разбойниками, святые нейроны… Кстати, почему нейроны? Откуда это выражение в моем лексиконе? Надо подумать об этом позже — есть более насущные дела. Например, не забыть сохраниться — тьфу! — поспать перед тем, как зайти в саму гробницу, а то начинать в четвертый раз порядком надоевший день уже сил нет.
— Рота подъем! Война!!! — заорала я, глядя, как Бишоп вскакивает, мгновенно выхватывая кинжал.
— Даэдр-р-ра тебя забер-ри, — прорычал рейнджер, — какого…
— Долго спишь, пора выдвигаться к Ветреному пику, — я выбралась из мешка.
Бишоп грубо выругался, кинул кинжал в ножны, взглянул на меня исподлобья:
— Запомни, женщина, я сам буду решать, когда и куда мне выдвигаться. Ни один мужик или, тем более девка, не указывали мне, что делать, а те, кто указывал, сейчас кормят червей…
Он раздраженно повел плечами, разминая затекшие мышцы, поднял с пола колчан со стрелами и со злостью закинул его на спину. У меня вырвался смешок (осознание собственной живучести подарило просто безрассудную наглость):
— У-у, кто-то спросонья еще злее, чем я. Смотри, буря улеглась, — я ткнула пальцем в окно, — рассвет еще не скоро, а в это время в сон клонит даже самых стойких. У нас будет фора…
Не уверена, что дословно повторила его слова с «прошлого» сегодняшнего утра, но хоть так. Интересно, как рейнджер теперь будет возражать сам себе?
— …часовых ты тихо снимешь, а с остальными будет проще разобраться, когда те сонные. Но, если мистер «Всё люблю держать под контролем», всё любит держать под контролем, то… что будем делать?
Бишоп едва сдержался, чтобы не отвесить какой-нибудь едко-пошлый комментарий, но вдруг подозрительно сощурился и впился в меня изучающим взглядом, словно искал ответ на незаданный вопрос.
— Бред… — наконец, заключил рейнджер сам себе и тряхнул головой, словно пес, — у меня такое чувство, что всё это я уже видел… Приснилось?
Рейнджер что-то задумчиво пробубнил и вышел из башни умываться снегом, а я торопливо достала свой дневник. Неужели у Бишопа остаются воспоминания о предыдущем развитии событий? Это надо записать. Я пролистала дневник, но пометок, сделанных до моей смерти от стрелы в грудь, естественно не было… Проклятье! Надо постараться меньше умирать, а то наверстывать упущенное слишком затратно по времени… Я снова вытащила перо с чернильницей, принялась строчить в дневнике, стараясь упорядочить рой мыслей, клубящийся в голове. Надо записать, все что со мной приключилось в предыдущие варианты развития событий.