Невеста Борджа
Шрифт:
Чезаре не мог выбрать более удачного способа заставить меня держать язык за зубами, следить за своим поведением и поступать именно так, как он пожелает. Он знал, как я люблю Альфонсо, — я часто говорила об этом и во время семейных ужинов, и при наших встречах наедине. Чезаре знал, что я сделаю все, чтобы защитить своего брата.
— Я рада за тебя, — ухитрилась выдавить из себя я.
— Я знаю, как сильно ты скучала по нему. Возможно, отец с Чезаре подумали и об этом, когда выбрали его.
Наивность этого утверждения потрясла
— Не сомневаюсь, что именно об этом они и подумали, — сказала я, зная, что Лукреция не уловит иронии в моих словах.
Вернувшись тем вечером в свои покои, я обнаружила, что донна Эсмеральда плачет, стоя на коленях перед своим алтарем святого Януария.
— Конец света приближается, — простонала она, вцепившись в висящий у нее на шее маленький золотой крестик. — Они убили его. Они убили его, и мы все за это поплатимся.
Я подняла ее с колен и заставила сесть на край кровати.
— Кого убили, Эсмеральда? О чем ты?
— Савонаролу, — ответила она. — Посланцы Александра. Он не перестал проповедовать, потому они повесили его, а потом сожгли его тело.
Эсмеральда покачала головой и прошептала:
— Бог погубит Александра, мадонна. Попомните мои слова: даже Папе не дозволено вершить такие злодеяния.
Я положила руки ей на плечи.
— Не бойся за себя, Эсмеральда. Если Бог и вправду способен читать в сердцах, то он знает, что ты — добрая женщина. Ему не за что наказывать тебя.
Про себя я этого сказать не могла.
Когда Эсмеральда наконец уснула, я долго размышляла над тем положением, в котором очутился мой брат. Мне вспомнились слова дедушки Ферранте: «Если ты любишь его, присматривай за ним. Понимаешь, мы, сильные люди, должны заботиться о слабых. У них не хватает духу совершать то, что необходимо, дабы выжить».
Я сделаю все, что угодно, чтобы спасти жизнь моему брату, и Чезаре слишком хорошо это понимает. Я предположила, что выбор жениха для Лукреции был частью его плана, нацеленного на то, чтобы вынудить меня выйти за него замуж.
Перспектива, которая прежде приводила меня в восторг, теперь не вызывала у меня ничего, кроме содрогания, потому что я знала: для того, чтобы защитить Альфонсо, мне придется бросить несчастного Джофре и стать женой убийцы.
ЛЕТО 1498 ГОДА
Глава 24
Альфонсо приехал в Рим в середине лета, и я, отчаянно стремясь переговорить с ним наедине, разыграла нетерпеливую сестру и выехала ему навстречу, чтобы встретить его до того, как они со свитой пересекут Понте Сант-Анджело, мост, ведущий на Ватиканский холм.
Альфонсо ехал во главе своего отряда, в сопровождении нескольких придворных, а повозки с его имуществом и свадебными дарами катились следом. Я издалека разглядела его золотые волосы, блестевшие на солнце. Я пришпорила свою лошадь, а когда Альфонсо узнал меня, он с радостным возгласом поскакал мне навстречу. Мы спешились и обнялись;
— Альфонсо, дорогой!
— Я здесь, Санча! Наконец-то я здесь! Теперь мне никогда не придется расставаться с тобой!
Его придворные рысцой подъехали к нам.
— Могу я немного побыть наедине с братом? — любезно поинтересовалась я.
Они молча повиновались и отъехали назад, к медлительным повозкам.
Я прижалась щекой к щеке брата.
— Альфонсо, — прошептала я ему на ухо, — я счастлива видеть тебя, но ты не должен заключать этот брак.
Альфонсо недоверчиво рассмеялся.
— Санча, — произнес он громко, — боюсь, сейчас неподходящее время и место для такого разговора.
— У нас не будет других времени и места. Как только мы прибудем в Ватикан, мы уже не сможем говорить свободно.
Я говорила с такой настойчивостью и жаром, что Альфонсо посерьезнел.
— Но я уже связал себя обязательствами. Если я разорву договор сейчас, это будет недобросовестно, трусливо…
Я вздохнула. У меня было мало времени, чтобы доказать свою правоту, а мой брат был очень доверчив. Как мне побыстрее раскрыть ему всю степень вероломства, свидетельницей которого я оказалась?
— Порядочность здесь неуместна. Тебе известны стихи арагонских поэтов о Лукреции, — сказала я.
Я ощущала себя виноватой. Что почувствовала бы Лукреция, если б знала, что я говорю ее предполагаемому мужу?
— Послушай…
Альфонсо покраснел. Он прекрасно понял, на что я намекаю.
Я процитировала Санназаро:
— Hie jacet in tumulo Lucretia nomine, sed re Thais: Alexandri filia, sponsa, nurus.
Это была эпитафия, предназначенная для Лукреции: «Здесь покоится та, кому имя Лукреция, а по сути — Таис: дочь Александра, жена и невестка». Должно быть, Пантсилея или еще кто-то рассказал о кровосмесительной связи Чезаре и Лукреции, поскольку даже в Неаполе и Испании поэты начали писать язвительные стихи о ней. Скажем, в этом автор сравнил ее с египетской грешницей, впоследствии сделавшейся святой, Таис, которая раскаялась в совершенном кровосмешении.
Мне не нужно было говорить, что эти слухи правдивы. Альфонсо достаточно быстро соображал, чтобы понять, почему я процитировала эти строки.
— Санча, — быстро произнес он негромким, напряженным голосом. — Даже если все обвинения в ее адрес истинны, я не свободен. Я поклялся сделать это ради блага Неаполя. К ней сватались другие, связанные с Францией, а мы не можем допустить, чтобы его святейшество подпал под французское влияние. Без поддержки Папы Арагонский дом обречен. Новый король Франции уже объявил себя правителем наших земель; нам необходимо привлечь Папу на нашу сторону, на случай нового вторжения.