Невеста для Бессмертного
Шрифт:
Да и туфельки на постройневших ногах хлябали, как калоши.
А в планы Марьванны не входило, чтоб Кощей помер от смеха глядя на ее юбку в подмышках. Совсем не входило.
Это означало лишь одно: Золушка вдруг осталась без тыквы на полпути к цели.
Бежать выбирать по модным магазинам? Марьванна здорово приуныла, понимая, что ее скромной пенсии вряд ли хватит на прикид светской львицы и на дальнейшее существование. Перешивать леопольдовы банты? Но шила Марьванна еще хуже, чем варила зелья. Ситуация была патовая.
— Ты вот что, Маняш, — разглядывая ее взгрустнувшее, слегка чумазое после драки к «Голубой устрице» и перевоплощения лицо, сказал кот. — Иди домой и того… причешись, что ли. А я тебе
– А ты сможешь? — засомневалась Марьванна. Кот надул щеки, закатил глаза и обиделся.
— А то! — воскликнул он. — Да я!.. Не сомневайся! Только сначала это, Маняш… Надо перо посадить, пока не потеряли. Срочно.
Таясь и пригибаясь, ползком, по кустам и маскируясь лопухами, компания в составе Марьванны, Кацмана, кота, Горынышны и клубка пробралась под окна, в многострадальные георгины.
Кацман, сморщив ослиное рыло, брезгливо поколупал мать сыру землю изящным копытцем на предмет вырыть ямку. Но копытце у нежного Кацмана было намного меньше, чем голова у Тихонова, и дело шло туго. Кот, трагически прикрыв глаза лапой, неодобрительно покачал головой, глядя, как брезгливый Кацман по песчинке выбирает мусор и окурки, а потом присоединился к нему, роя исступленно, как в пластмассовом лотке по большой нужде.
У кота вышло лучше. Ямка увеличилась настолько, что все содержимое тихоновской балаклавы поместилось там, и, судя по тихому, но несмолкающему древнерусскому хору, маленькое, почти незаметное перо было где-то там, среди желудей и листьев. Кот тщательно, выпустив когти, зарыл драгоценное перо и потоптался для верности, уплотняя землю над саженцем. Дворник, занятый поливом цветов, эти телодвижения в качающихся зарослях заметил и решил, что малолетки курят, спрятавшись в зарослях, а потому в воспитательных целях и ради предотвращения пожару дал туда струю из шланга, словно очередь из пулемета по партизанам. Компания прыснула в разные стороны. Громко орал возмущенный мокрый Кацман.
Жестко заскрипели прорастающие дубы-колдуны из Заповедной чащи, словно великан, высвобождающий деревянные корявые плечи из вздувшейся и лопнувшей черным пузырем земли. Дворник сел на асфальт на жопу, сжимая поливочный шланг с видом убийцы и не прекращая поливать прорезавшегося монстра. Древнерусский хор тоже прорезался; видно его не было, но из земляного раскрошенного разлома явственно неслось безумное «сла-а-а-ав…» и лезли толстыми змеями корни.
Дубов проросло много, около десятка. Сначала они смотрели друг на друга изумленно и отчасти враждебно, как смотрят на конкурентов, явно удивляясь тому, куда их занесло. А потом, решив, что делить им нечего, они быстренько образовали дубосоюз, и, покрепче обняв корнями предоставленную им землю и оградив от невзгод обалдевшие от такого внезапного соседства уцелевшие георгины, стволами переплелись в один могучий и единый, встопорщившийся множеством ветвей, на которых поспешно разворачивались листья и зрели маленькие желуди. Словно веревочная лестница, словно локоны Рапунцель, из кроны свесилась тонкая злая цепь, приковывая внимание всех охотников района до цветных металлов. Кот, глядя на все это, вдруг остро захотел пойти налево.
Древнерусский хор, безумно вопящий где-то посередине сплетения дубовых стволов, поднатуживаясь и вытаращив налитые кровью глаза, рос медленнее. Но, судя по доносящимися древнерусским славящим воплям из-под дубовой коры, он был на полпути к созреванию.
— Маняша, Маняша, поспеши! — разволновался кот, приложив волосатое ухо к с треском растущему дубу и слыша отдельные шутки и прибаутки хора, коими означался гаснущий след растущего пера. — Я быстро за платьем и потом покараулю тут. Кажись, перо где-то наверху прорастет, ты все равно не достанешь! Я полезу. Потом.
— Но…
— Никаких «но»!
В голове кота крутилась ненавязчивая мелодия типа «Миссия невыполнима». Змеишна Горынышна, взобравшаяся ему на голову, распластавшая свои крылья по его мохнатым щекам и впившаяся в уши, трехглавым шлемом села как влитая. Денег кот не имел, да у него и карманов-то не было, а это означало одно: по своему котовому обыкновению, помогающему ему влипать во всякие авантюры, он решил нужное просто украсть.
— Позаимствовать на время, — рыкнул он брутальнее, чем Бонд ноль ноль семь, озвучивая собственные грешные мысли. Умостив свою тушку меж горбами Кацмана, кот выпустил на задних лапах когти и так чиркнул ими по круглым бокам несчастного танцовщика бурлеска, что тот взревел громче мотора Харлея Девидсона, и стартанул с заносом, оставляя на асфальте черные следы от копыт.
Ветер бил в мужественное лицо охотника на удачу, перебирая его усы. Кацман, ревя, набирал хорошую скорость. Горынышна прожигала огненным взором пространство, рассматривая всеми тремя головами затененные летней зеленью балконы района, по которому мчался очумевший Харлей Кацман. Клубок молча наматывал на ус новые маршруты.
Кот отверг гламурные предложения Горынышны, средней голове которой понравились розовые стиранные пижамные штаны, трепещущие на веревке близ детской площадки. Сразу отмел маленькое черное платье, добычу левой головы, главным образом оттого, что маленьким оно было из-за декольте чуть не до пупа и высокого разреза сзади — до стратегически важных отверстий.
А вот правая голова не была бы правой, если б не делала все правильно. Она оглядывала окрестности почти не шевелясь и не дергая кота по пустякам, не отвлекаясь на блестящие брошки, короткие юбки и радостные кислотные розовые цвета. Но когда в поле ее зрения попало то, что нужно, она дернула кота за ухо, а тот, в свою очередь, потянул за уши Харлея Кацмана, плавно заворачивая его в чужой двор.
На балконе, под жестяной крышей, в нежной тени березки сушилось шелковое голубое платье выпускницы, стиранное по поводу знакомства с шампанским. Горынышна отсканировала его лазерно поблескивающим глазом, и ее устроило все: и цвет, и размер, и длина. Девушка, облаченная в это платье, должна была выглядеть в меру целомудренно и свежо.
Кот притормозил Кацмана под старым кленом, в молодой поросли у его могучего ствола. Заезженный Харлей, у которого по жизни были справка и освобождение, Харлей, в жизни своей не бегавший так быстро на такие большие дистанции, громко хлебал кислород и раскаивался, что вместо этого всего не пошел в армию. Группа захвата молчком переместилась на спину кота, и тот пополз вверх по коре, словно тать в ночи.
Тонкие березкины ветки, многократно воспетые в народном творчестве, издевательски трепетали близ балкона, лаская мутные стекла в разводах от дождя нежной зеленой листвой. До вожделенной цели было буквально лапой подать. Но стоило откормленному коту ступить на них, как они печально прогибались, грустно роняя вцепившегося в зелень агента ноль ноль семь вниз головой, и жильцы квартиры этажом ниже имели счастье видеть его удивленное лицо в своем окне. Опробовав три самых крепких ветки, кот дал задний ход, свою затею бросил, но от плана не отказался.
Горынышна не умела летать, хотя была рождена частично именно для этого. Крепко перемотав ее поперек туловища нитями клубка, кот, сидя в крепкой развилке дерева, зловеще раскрутил ее над головой. Бесстрашная Горынышна крепко сжала все свои зубы и зажмурила глаза, справляясь с приступами головокружения и тошноты, как космонавт в центрифуге. Когда скорость вращения была так велика, что кот легко вывел бы Горынышну на околоземную орбиту, агент ноль ноль семь великолепным броском отправил ее в полет на нужный балкон, минуя коварные гнущиеся ветки.