Невеста для демона страсти
Шрифт:
Он отстранился, вызвав мучительный стон.
— Нет!.. Вы не можете… Не должны… Не исчезайте… — умоляла я почти в беспамятстве, потому что знала — он может, может. Просто сделать полшага назад и перестать быть. Моя вселенная ограничена осязанием, то, чего я не чувствую — не существует.
— Сейчас, моя девочка. В этот полет мы отправимся вместе. Я с тобой.
Его левая рука обхватывает меня за поясницу, его правая… Он снял, наконец, перчатку? Хоть одну… Не перчатку — понимаю уже в следующий миг, когда его естество — большое, горячее — вдавливается в меня медленно, но неотвратимо.
Он остановился на миг, дойдя до преграды, чуть потянул ее, отступил. И резко ударил, сметая ее и врываясь в меня до совершенно немыслимых глубин, наполняя меня собой, нет, переполняя меня. И замирая, давая мне возможность хоть немного привыкнуть к его присутствию.
— Сейчас, Роззи, — хрипло шепнул он мне, — сейчас опять будет хорошо. Чуть-чуть потерпи, и ты вновь почувствуешь.
Чувствую. Его толчки внутри меня — сначала медленные, осторожные, а затем все быстрее, резче. Пружинящая на рессорах карета задает ему ритм, и он ловит его, сливая все движения в одно, а боль уходит, боль давно ушла, есть лишь жар нетерпения, и стремление вновь подняться к звездам, и ураган, взметающий меня ввысь, и взрыв сверхновой, за которым приходит тьма. Ощущений нет. И я тоже не существую.
ГЛАВА 3.
Скрип колес. И мерное качание кареты. Кажется, мы едем медленнее. Или это я воспринимаю все медленнее, возрождаясь вновь из небытия. Приятная истома во всем теле. Счастье — беспричинное, но всеобъемлющее, гнездящееся, кажется, в каждой клеточке моего естества. Губы сами расползаются в довольной улыбке: как хорошо. Кажется, я могу ехать так вечно. Моя голова лежит на мужском плече. Сукно под щекой достаточно грубое — значит, не светский кафтан, а военный мундир. А сидеть удобно. Ну, еще бы, его колени мягче скамейки. На скамье он устроил мои ножки — все еще босые, но зато вместе, и не связанные. А руки, которые меня обнимают, все еще в перчатках, ну что за эстет? А перчатки белые, как я и предполагала.
Белые?
Резко вскидываю голову и моргаю, не в силах поверить чуду: я вижу! На мне нет повязки! Он снял!
— С пробуждением, Роуз, — знакомый голос. До сладкой дрожи, до жара внизу живота. — Все хорошо?
— Темно. Почему так темно? — я смотрю на него в упор, а вижу лишь смазанный силуэт. Гладко выбрит. Кажется. Волосы светлые. Вроде.
— Я задернул шторки на окнах. Не хотел, чтоб яркий свет тебя потревожил. Да и вредно тебе сразу из полной тьмы на яркое солнце. Пусть глазки пока привыкнут.
— Откройте, — требую я, даже не пытаясь смягчить интонации. — Я хочу вас видеть.
— Ты, помнится, собиралась на ощупь, — улыбку в голосе слышу, а на лице разглядеть не могу. — Так изучай. Или теперь побоишься?
— Мне поздно уже бояться, — совершенно искренне отзываюсь я. И тут же понимаю, что мое тело окончательно пробудилось, и вспомнило все. И ощутило все проблемы сразу. — Нам долго еще ехать?
— Буквально минуты три. И будет постоялый двор со всеми удобствами. Потерпишь?
— Да. Конечно.
Поднимаю руку — медленно, словно удивляясь, что она свободна — и провожу по его волосам. Пострижены коротко, по военному. Не ежиком, но все равно жесткие. Лоб скорее высокий, чем широкий, пара вертикальных складок над переносицей, словно он вечно хмурится, недовольный собой и миром. Нос с горбинкой и широкими крыльями, будто раздутыми от негодования. Губы… губы тут же ловят и целуют мой палец, а там и вовсе засасывают его в рот.
— Рот я уже изучила чуть раньше, не отвлекайте, — невозмутимо отзываюсь, отдергивая руку.
— Точно хорошо изучила? — коварно улыбается он. Нет, не так. Я в голосе слышу эту улыбку. Это заигрывание, предвкушение. А неясные тени рисуют на лице оскал.
— Не точно, — пугаясь того, что вижу, я зажмуриваюсь и касаюсь его губ своими.
И ощущаю жар его дыхания, и знакомую сладость его обжигающе страстного поцелуя. Да, он не заставляет себя упрашивать дважды, он мгновенно отвечает, и я тону в его страсти, забывая дышать, сгорая от наслаждения. Малейшие сомнения исчезают: да, это эти губы ласкали меня, сводили с ума — беспомощную, связанную…
При мысли о цепях отстраняюсь и оборачиваюсь: а как оно вообще выглядит? Не вижу. Ничего. Лишь неясные тени в углах. Тянусь к окошку и отдергиваю шторку. Чуть жмурюсь от яркого света, нетерпеливо промаргиваюсь и осматриваюсь вновь.
Никаких цепей. Ни для рук, ни для ног. Гладкие стенки кареты, обитые лисским шелком, и никаких петлей или крюков, к которым можно было бы эти цепи прикрепить.
— Что-то потеряла? — невозмутимо интересуется мужчина, все еще держащий меня на коленях. Его глаза цвета стали смотрят холодно и высокомерно, брови нахмурены, чуть поджатая нижняя губа и тяжелый квадратный подбородок придают лицу выражение легкой брезгливости.
— Я пересяду? — это не совсем вопрос, я просто информирую его о своих действиях.
— Как желаете, герцогиня, — я слышу эту легкую усмешку в голосе, слышу! Но она совсем — совсем! — не отражается на лице.
Устраиваюсь на скамье напротив и продолжаю пристально изучать своего спутника. Да, военный мундир. Чин — наверно, большой, но я не разбираюсь знаках отличия, поэтому нашивки на мундире мне ничего не говорят. А вот фигура, обтянутая этим мундиром, мощная, внушительная: широкий разворот плеч, явно выше среднего рост. При этом подтянут, ни грамма лишнего веса.
Возраст? Не молод, уже, наверно, лет тридцать. Хотя — залысин нет, седина не пробивается, морщины тоже лицо не избороздили. В общем и целом мне повезло. Если не считать его странных заявлений, что он мне не муж, а самозванец. И странного выражения лица, так не гармонирующего с моими ощущениями от знакомства с ним. Там, в абсолютной тьме, он был совсем другим… Я представляла его совсем другим. Да, наверно в этом все дело.
Карета останавливается. Спустя пару мгновений нам распахивают дверцу. Герцог выходит первым и галантно подает мне руку. Коленопреклоненных лакеев возле кареты не обнаруживается, но и необходимости в них я не ощущаю: будучи зрячей, я вполне могу и сама.