Невеста для фейри. Зеркало Оберона
Шрифт:
Я чувствовала, что если дождусь утра, а затем отъезда Флави, то уже не наберусь смелости совершить рискованный поступок. Допила чай, медленно вымыла чашку и с опаской ступила в темную гостиную. Решила не зажигать верхний свет, оставив только бра в дальней части комнаты.
С замиранием сердца приблизилась к зеркалу и позвала:
— Оберон! — порыв холодного ветра из зеркала взметнул мои волосы, за серебристым стеклом заклубился туман, из которого стал медленно проявляться мужской силуэт. От страха волоски у меня на руках встали дыбом, а по телу пробежала толпа мурашек.
И
— Прошу, помоги… — раздался шепот из зеркала — Будь милосердна, выпусти меня отсюда!
О, как я хотела этого!
Бледная ладонь легла на стекло по ту сторону зеркала. Совершенное лицо, холодная лазурь с серебром в глазах, во взгляде которых застыла мука, длинные волосы, черным шелком рассыпавшиеся по груди и плечам. Сколько бы я отдала за то, чтобы хоть раз их коснуться!
Он был совершенен! Он будто светился изнутри…
Останавливало меня две вещи: он явно не человек, и, судя по тому, что узнала из дневника матери, может быть опасен. Перед смертью мама жалела, что не выпустила его, пока было можно, просила прощения за то, что испугалась и прошла мимо. Она боялась, что Оберон убьет ее, едва покинув пределы своей зеркальной темницы.
— Умоляю, освободи…
Я вздрогнула, мое дыхание стало прерывистым, захотелось рвануть ворот пижамы, а еще лучше снять ее, ведь мне так жарко… "Его голос приятен, как тысячи поцелуев" — прочла я в дневнике, который тогда еще был у меня. Морна неправа, он лучше, чем поцелуи!
Я вспомнила свой недавний сон, в котором этот демон-искуситель вышел из зеркала и все, что было между нами после. Я проснулась мокрой, со сбившимся дыханием, но что удивительно: без малейшего чувства смущения, мне было мало. Меня терзала жажда прикосновений этого мужчины. Его лазурно-серебряные глаза, казалось, были до краев полны звездного света, а неописуемо волнующий приятный запах, зажигал в крови неугасимое пламя.
— Хорошо… — произнесла и подивилась тому, каким хриплым стал мой голос — Я освобожу тебя, но при одном условии.
— Все что захочешь, девушка! Я могу наделить тебя здоровьем, и ты не будешь болеть до самой смерти, дать тебе столько золота, что десять поколений твоих потомков будут не знать нужды, подарить удачу и семь лет тебе будет везти во всем, любая работа будет выполнена успешно, за что бы ты ни взялась.
— Не надо. Лучше поклянись, что не убьешь меня, когда покинешь зеркало.
— И все? Подумай, может дать тебе хотя бы шкатулку жемчуга?
— Нет, только эту клятву, больше — торопливо произнесла, вспомнив предостережение матери.
— Что ж, я вижу, ты довольно умна. Клянусь, что, покинув это зеркало, не убью тебя.
— Что ж, тогда выходи! — произнесла и приложила ладони к зеркалу.
— Не убью, пока ты в Срединном мире! Слово мое крепко, произнесено и услышано! — быстро дополнил клятву узник и повторил мой жест.
Осознав масштаб неприятностей, возмущенно вскрикнула:
— Ах, ты! — попыталась оторвать ладони от зеркала, но те примерзли ко враз похолодевшему стеклу. Тонкая преграда меж нашими ладонями начала звенеть, как серебряные колокольчики, звук которых разбудил меня этой ночью.
Спустя мгновение с тонким всхлипом зеркало рассыпалось на кусочки и Оберон вывалился в столовую. Падая, он будто ненароком оттеснил меня к столу, на который я рухнула спиной, придавленная его весом. В голове огненными буквами мелькнули строки дневника: "Не брать даров, не есть их пищу, не прикасаться!".
Вот же… он почти лежит на мне! Но, может, не все так плохо? Осторожно вздохнула, от этого моя грудь потерлась о его горячую кожу в обрамлении разорванной рубашки. Я изумленно проследила за тем, как его раны зарастают прямо на глазах.
Голос, ласкающий словно шелк, вкрадчиво прошелся по моему телу:
— Я все же преподнесу тебе дар. Ты запретила мне тебя убивать, но к клятве нужно было добавить "и не причинять вреда иным способом". Впрочем, разве поцелуй, это вред?
Я дернулась, пытаясь скинуть с себя мужчину, но мои запястья уже взяли в плен и прижали к гладкой столешнице.
Его губы обожгли мои. Весь мой самоконтроль рухнул в момент, я извивалась, плавилась, стонала в его руках, прижимаясь к совершенному телу, и захныкала, когда Оберон от меня оторвался. Оставил на столе одну, задыхающуюся, распаленную от страсти, в одежде испачканной его серебряной кровью, которая жгла меня ледяным огнем, одновременно причиняя боль и даря наслаждение. Хотелось растереть ее ладонями по всему телу. А во рту все еще витал привкус замороженных ягод и горьких трав.
В голове билась единственная мысль: "Теперь я точно пропала!". Голос Оберона изменился, от ласкающего тона не осталось и следа. Теперь он был полон злости и презрения, хлестнул по коже, плетью терновника:
— Вот так. Теперь ты сама придешь ко мне. До встречи в сиде Бри-Лейт, смертная!
Без малейшего напряжения он снял тяжелое и совершенно целое зеркало со стены. Повинуясь его жесту, окно растворилось само по себе, будто порывом ветра. Оберон вышел в темный сад и стоило ему ступить на землю, повсюду погасли фонари и свет в соседних домах. В слабом сиянии тонкого печального полумесяца волосы Оберона вспыхивали серебром. Он ушел, и я с ужасом осознала, как на меня накатывает глубокая тоска, как готовое выпрыгнуть из груди, рвется за ним глупое сердце.
ГЛАВА 26
ГЛАВА 26
Не стала возвращаться в спальню, чтобы не разбудить подругу. Мучительное желание, невидимым пламенем танцующее на коже, не сбил даже холодный душ. Пришлось удовлетворить себя самостоятельно, а потом снова лезть в ванну. После чего моя страсть не исчезла, но как будто сделалась более приглушенной, терпимой, затаилась внутри.
Я была очень и очень зла из-за того, что меня обманули, а еще изрядно напугана. Гнетущее ощущение приближающейся беды, развернуло надо мной свои крылья, накрывая тенью.