Невеста капитана Тича (Невеста Чернобородого)

Прайс Джереми

— И вы обо всем этом рассказали коммодору Вернону? — спросил он после задумчивой паузы, когда Анна закончила свою исповедь.

— Да, рассказала. Он был добр ко мне и требовал того же от других. Сначала я колебалась, но потом мне стало просто невмоготу пользоваться его добротой и скрывать от него правду о себе.

— И он не подумал передать вас в руки властей? Ему должно было прийти в голову, что это его первейший долг.

— Он сказал… — Глаза Анны увлажнились, и она опустила голову, чтобы скрыть вот-вот готовые хлынуть слезы. — Он сказал, что ребенок не должен держать ответ за грехи родителей… Что главный и основной дочерний долг — это ее долг по отношению к отцу!

— Клянусь богом, он был прав! — Мэйнард успокаивающим жестом прикоснулся

к ее руке, лежавшей на крышке стола. — И сыновний тоже. Ваш брат совершил мужественный поступок, мисс Блайт. Это был человек действия, и я уважаю его за это!

— Благодарю вас… — Анна снова овладела собой. — А теперь осталось совсем немного из того, что я должна вам сообщить. Губернатор Виргинии собирается назначить премию за захват Черной Бороды. С этой целью он намерен частным образом оснастить два корабля и направить их на поимку пиратов. Коммодор Вернон хотел бы, чтобы вы возглавили эту экспедицию. Он почему-то уверен, что вы согласитесь. Но в таком случае вам придется отправиться в воды Северной Каролины, где в настоящее время разбойничает Черная Борода. Ваши же полномочия не распространяются так далеко.

Мэйнард угрюмо кивнул:

— Верно. Мне понадобились бы санкции губернатора Идена на то, чтобы охотиться за пиратами в его водах. А он никогда их не даст. Он уже дважды отказывал мне в этом.

— Тем не менее, мистер Мэйнард, коммодор в беседе со мной намекнул, что между вами и Чернобородым имеется небольшое неулаженное дело чести. А вопросы чести, сказал он, не знают границ. Если, предположим, Черная Борода сумеет улизнуть от вас или одержит над вами победу, тогда вам, по всей видимости, придется предстать перед военным судом за то, что вы напали на него без ведома и вопреки воле тамошней администрации. Это может быть расценено, как пиратство. Но если вам удастся его уничтожить, то губернатор Иден никогда не станет на защиту мертвеца. И тогда все будет кончено. Вы освободите Карибское море от страшного негодяя…

— Вы хотите сказать, — медленно проговорил Мэйнард, — что коммодор предлагает мне сознательно преступить закон?

Анна достала письмо, помятое и согретое теплом ее груди, и слегка смутившись, положила его на стол.

— Он не предлагает вам этого, мистер Мэйнард. Он не имеет права приказывать вам делать то, что не соответствует вашим понятиям о долге и чести. Но он просит вас подумать…

Мэйнард сорвал с пакета сургучную печать. Письмо было написано не в форме официальной депеши, а в виде частного послания, адресованного лично ему. Он бегло пробежал глазами бумагу, затем с внезапным пристальным интересом взглянул на Анну и снова принялся внимательно читать письмо с самого начала.

Анна сидела молча, скромно спрятав руки внутри маленькой меховой муфты. Мэйнард долго изучал письмо, словно пытаясь найти в нем ответ на собственные мысли и сомнения. Затем он встал из-за стола, взял письмо и поднес его к пламени свечи. Он держал бумагу над огнем до тех пор, пока она не превратилась в пепел, который он растер в порошок между пальцами.

— Вам известно, — хрипло спросил он, — что было в этом письме?

— Да. Там было сказано, что вы должны взять меня с собой.

— Верно. Но объясните мне, почему? Почему коммодор решил, что вам необходимо принять участие в такой рискованной авантюре?

Анна пожала плечами:

— Потому что здесь, в Уильямсбурге, немало шпионов губернатора Идена. Следовательно, Черная Борода сразу же узнает и о целях, и о характере вашей экспедиции. Вам не удастся захватить его врасплох.

— Да? — пренебрежительно усмехнулся Мэйнард, который был скорее солдатом, чем стратегом. — Ну, и что же?

— А то, что у него будет время приготовиться к встрече и решить, стоит ли вступать с вами в драку, или лучше спрятаться за спину губернатора Идена, да еще потребовать, чтобы вас привлекли к ответственности за нарушение его — как вы это называете?

— Территориальных вод?

Анна приняла его подсказку с легкой улыбкой:

— А если по Уильямсбургу распространится слух,

что некая рыжеволосая девица… — улыбка снова образовала мягкие ямочки на ее щеках, — … чудом спаслась с необитаемого острова и собирается сопровождать вас, чтобы свидетельствовать против Черной Бороды и всей его команды, а также чтобы показать вам все секретные места, где он может скрываться, то Черная Борода и об этом услышит…

— Но позвольте! — воскликнул Мэйнард. — Каждому известно, кто такой Черная Борода и где он скрывается! Каким же образом это может помочь нам?

— Я знаю, где зарыты его сокровища, — спокойно ответила Анна. — Когда Черная Борода проведает, что я осталась в живых, он не станет убегать от вас. Он не будет прятаться за губернатора Идена, а останется на месте и будет драться с вами. Потому что он захочет избавиться от меня, как от ненужного свидетеля. Я должна сыграть роль кусочка сыра в мышеловке…

Мэйнард в изумлении уставился на нее:

— И это идея коммодора Вернона?

— Нет, мистер Мэйнард, моя…

Две недели, проведенные Анной в Уильямсбурге пока готовилась экспедиция, немало способствовали укреплению ее сил и здоровья. Погода стояла отличная, мягкая и ровная, словно в далекой родной Шотландии ранней осенью, да и многие местные поселенцы тоже были шотландцами по происхождению. Впервые после отъезда из Эдинбурга Анна так долго находилась на берегу вдали от знойных тропиков и опасных приключений. Адмирал Вернон и другие влиятельные лица на Ямайке снабдили ее достаточным количеством конфиденциальных рекомендательных писем, чтобы двери лучших домов неизменно были широко открыты перед ней; впрочем, пользовалась она ими весьма умеренно. Большую часть времени она предпочитала проводить в маленькой таверне неподалеку от гавани, стараясь свести к минимуму любопытство, которое ее присутствие возбуждало в Уильямсбурге. Для нее было истинным наслаждением раскрыть поутру окно и слушать нежное пенье птиц, потому что в тропиках птицы либо кричали резкими, противными голосами, либо вовсе были немыми. Даже местная трава и кустарники казались ей более приятными, чем яркая, ядовитая зелень Карибских островов, да и насекомые здесь опять были обыкновенными, а не походили на бредовые порождения ночных кошмаров.

Анна часто виделась с лейтенантом Мэйнардом, которому постоянно приходилось сталкиваться с трудностями в оснащении своей маленькой армии. Было получено разрешение на приобретение двух судов, но поскольку лимит на тоннаж и водоизмещение официально не был установлен, Мэйнард оказался в зависимости от щедрости колониального департамента финансов. Зная из бесед с Анной о том, что корабль Черной Бороды оснащен по меньшей мере десятью орудиями крупных калибров, Мэйнард сначала запросил у казначейства разрешение на приобретение быстроходной голландской шхуны в 4000 тонн водоизмещения, которая стояла на якоре у Джеймс Ривер. Шхуна очень подходила бы для его целей, поскольку была плоскодонной, имела очень малую осадку и, следовательно, была способна плавать между песчаными отмелями Окракоки с минимальными шансами сесть на мель. Но голландский шкипер, почуяв возможность заключения выгодной сделки, заломил такую невероятную цену, что губернатор Спотсвуд, человек весьма умеренного риска, отказал в разрешении на покупку.

— Можете выбирать любую другую пару из стоящих в порту судов, — сказал он Мэйнарду. — А мы поможем вам экипировать их таким образом, чтобы это соответствовало вашим планам.

На эти условия можно было бы согласиться, если бы не одно обстоятельство: главная задача судов экспедиции состояла в том, чтобы доставить Мэйнарда и его людей на предельно близкое расстояние от Черной Бороды. Исходя из этого, выбор Мэйнарда поневоле ограничивался самыми мелководными судами, какие только можно было отыскать среди многочисленных каботажных и рыбачьих суденышек, заполнявших гавань в Уильямсбурге. В большинстве своем это были небольшие плоскодонки, едва ли крупнее обычного баркаса с мачтами, но расчитывать пересечь Окракокские мели — даже при полном приливе — можно было только на них.