Невеста Карателя, или Краденная Весна
Шрифт:
Нейер глухо хохотнул ей в волосы:
— Весны там, где мы живём, не бывает. Такое уж это место... Но ведь можно же что — то... как — то... Короче. Мы попробуем.
Амелла уткнулась лицом в обтянутое кожей и мехом пальто, плечо Карателя.
— Спасибо, — совсем тихо проговорила она — Спасибо вам... Дейрил.
...Когда громоздкий, угрюмый
...с первых, ближайших ветвей живой изгороди, всегда прежде насмерть замороженных, упало несколько робких, мелких капель воды.
Замерев на камнях садовой дорожки, весело поблестев и попереливавшись в мутных огнях воротных факелов, трепетавших на слабом ветерке, они, вдруг слившись крохотным, тонким как нить, ручейком, сбежали прочь, исчезнув в зазорах между плитами.
Ветвь же, обронившая те капли, вновь покрылась изморозью...
Да что уж там!
Такие мелочи невозможно было увидеть, ещё и ночью. Даже, скорее всего, ничего и не было. Ни капель тех, ни вздрогнувшей, на момент проснувшейся ветки. Не было.
Хотя... Кто знает?
Глава 19
После возвращения нейера Дангорта и нейры... ну да... теперь уже почти совсем нейры, хм... Дангорт, конечно. Если никакая шлея не попадет под хвост ни Хозяину, ни его Наложнице, то Дангорт, да.
Итак, после плодотворного визита в Правительственный Дом, прошло несколько дней.
Несколько довольно спокойных дней.
Саженцы марилл (довольно живучего и очень красивого, надо сказать, растения!) были прикопаны в саду, в отогретую кострами землю. Таинство прошло успешно, под наблюдением целых двух садовых магов: пожилого, пузатенького, строгого старичка и его сына — вежливого, темноволосого красавца, без остановки сыплющего непонятными терминами, искоса при этом поглядывающего всё время на хихикающую и морщившую нос, пакостливую киску Мелли.
Разумеется, все эти хиханьки и переглядки не прошли мимо покрывшегося от злости гарью, испариной и легкой чешуей Моралиста и Ревностного Поборника Нравственности, Дейрила Дангорта.
Не справившись в этот раз с кипением, почти взорвавшись от терзающих нутро подозрений, уязвленного чувства собственничества и гадких фантазий, Каратель сорвался.
Нет, ничего страшного не произошло.
Хозяин поместья ограничился легким втыком незадачливому любовничку и, внемля клятвенным уверениям перепуганного вусмерть пацана, ограничился коротким этим внушением и вердиктом:
— Ладно, живи пока, падаль. Но, если под юбку полезешь моей НЕВЕСТЕ, узнаю. Тогда смотри... жить будешь. А вот баб ни своих, ни чужих любить не сможешь. Оторву нахер любилку. Понял?
— Понял, нейер! — пролепетал тот, потирая ушибленную скулу — Понял! Да я! Никогда.
Паренек
Следующим же утром после произошедшего, он исчез из поместья, ровно и не было его ноги ни там, ни в округе. Проще говоря, кандидат в любовники будущей супруги Палача просто сбежал, оставив девицу Радонир охать и вздыхать ровно по покойнику по миражу несбывшемуся, да и не могущему сбыться никогда...
Место красавчика занял двоюродный брат садовника — старый, лысый, гнусавый, хромой на одну ногу и сморщенный как хорошо прожаренная птичья гузка.
Каратель остался невероятно доволен и заменой, и покаянными речами родителя неосторожного молодца.
— Я приношу глубочайшие извинения, нейер Дангорт! — сложив ладони лодочками, расхныкался тот — Даже и не знаю, как...
— Каком кверху! — рыкнул Каратель — Не мне тебя учить, как детей воспитывать. Своих не имею. А только знаю твёрдо, что с младости стоит прививать им понятия о том, что чужое это чужое. Что кошелек, что женщина. Есть твоя, и есть чужая. И ответ что за кошель, что за бабу — один. Вору — самая поганая смерть. Всё. Иди, работай.
Конечно же, влетело и "яблоку раздора" — то есть, самой девице Радонир. И влетело хорошо.
— Вы дурак, Боги вас прости, — пробурчала та, потирая рукой оскорбленные жесткой, тяжелой ладонью Хозяина Поместья, крепкие, округлые ягодицы — Всю жопу исхлестали зачем — то! А ещё плела та Нелли, что не бьете вы баб... Как же... Все мужики бьют. Да я — то и не против, нейер! Было б за что...
— Если будет за что, убью, — мрачно ответил Почти — Рогоносец, уже крепко пожалев о содеянном — Вертихвостка ты, Амелла Радонир, вот и всё. Хорошей супруги из тебя не выйдет.
Разобиженная не столько унизительными шлепками, сколько этими высказываниями, девушка громко фыркнула и отвернулась к стене.
Но надо ли говорить, что вскоре, очень вскоре... где — то приблизительно через полчаса они помирились?
А после бурной, страстной вспышки, соединившей их тела и принесшей обоим относительное спокойствие, решили выбросить белые флаги переговоров?
— Да я никогда! — разрыдалась наложница, обливая слезами исполосованную шрамами грудь Хозяина, цепляясь руками за его шею и вздрагивая, как в лихорадке — Никогда! У меня и в мыслях... Нейер! От мужа погулять... это ж хуже любой пакости! И от парня, от жениха... Только шлюхи на сторону бегают, я не такааааая...
— Не такая, не такая, — сумрачно отозвался тот — Не такая. Не плачь, Мелли. Всё, хватит выть. Ну? Успокойся, я сказал. Я понял, что не такая...
Неумело, неловко гладя пассию по худенькой, серебристой спине, по рассыпавшимся волосам, отирая слезы с покрасневшего, почти детского лица Невесты, уже отчетливо знал, что она...
ТАКАЯ.
Жадная, лживая и пакостная. Своенравная. Скрытная. И лицемерка от природы, её и учить ничему не надо, ложь с молоком матери, видно, впитала. Говорят, что вот такую "шлюховатость" бабы наследуют именно от матерей...