Невеста Карателя, или Краденная Весна
Шрифт:
— Я вынужден жалеть тебя, Амелла, — гладя её по голове, целуя плечи и груди, тяжело выдохнул Каратель — Для тебя стараюсь. Погоди. Родишь, вот тогда оттрахаю, аж взвоешь.
— Ага, — нейра запустила длинные пальцы в смоляные волосы Дангорта — Обещай, как торгаш поход с недовеса! Обещал Обещалка, да выдохлась обещайка... чего опять? Так тетка моя говорила!
Разорвав
...После же, уже через время, когда муж уснул в чистой постели, разметав руки, Амелла взглянула в его лицо. В лицо, когда — то до ужаса напугавшее её.
"Интересно, чем его всё таки так? — подумалось ей — И кто? И за что? Крепко спит! Видно, болтушка подействовала всё же. С опозданием, но шибанула в башку."
...Стараясь не шуметь, нейра Дангорт скинула ноги с постели.
Сунув их в домашние, мягкие туфли, сладко прищурила глаза — тело приятно ныло, напоминая о только что полученном наслаждении. Груди и бедра набухали синяками, губы саднило, ровно от крепкого, перебродившего вина. Между ног не горело уже, там было тепло, как если бы Амелла после того, как выскочила в легкой юбке на мороз, по возвращению в натопленную избу, прижалась задом к теплой печке.
"Жопу, жопу грей! Штаны снимай, ажно заиндевели! И как так можно было изгваздаться, а?!" — вспомнились причитания тетки Лимы, та всегда так отчитывала детей, извалявшихся в снегу.
Вернувшихся с прогулки в одежде, облепленной катыхами льда, раздевала она их догола, выстраивая вдоль уродливой, громадной печи. Растирала докрасна и заворачивала каждого в грубый, колючий, самовязанный плед.
Потом отпаивала чаем, сладким, душмяным и темным, как сажа! Или бульоном. С перцем, с сушеной зеленью...
Завернувшись в халат, Амелла, выскользнув за дверь, сбежала по лестнице вниз.
Тут же обрадовалась, обнаружив в холле Райну.
— Найди мне Карта, — нейра Дангорт постаралась не сказать это даже, а именно "велеть" — Есть к нему разговор. И вот что ещё... Райна, ты что нибудь знаешь о...?
Приблизив губы к уху служанки, Хозяйка принялась быстро и тихо в него шептать.
— А то! — важно надула щеки Райна — У меня племянник там, в прислужниках. Да и Трейды могут помочь, если нужно... А... вам зачем оно, нейра светлая?
Амелла тряхнула головой, рассыпав по плечам снежные волосы:
— Карта найди. Расскажу вам обоим. Нейер Дангорт там пусть как знает, а у меня свои мысли. Поместье в опасности. Это ты понимаешь?
То, что творила сейчас Амелла, было чистым безумием.
Но...
Когда на твой (ТВОЙ!) Дом надвигается ураган, разве будешь ты экономить на загородях?
Если твоей (ТВОЕЙ!)
Каратель обмолвился о "косвенном объявлении войны". Что обозначает это самое "косвенное", Амелла не имела ни малейшего понятия.
Однако, она догадывалась, что приготовиться стоило к войне настоящей.
Что, собственно, и намерена была сделать Хозяйка Поместья Дангорт.
Глава 39
Наступившее утро было торжественно ознаменовано лишь одним вопросом от Карателя.
Этот вопрос становился уже привычным и грозил перейти в категорию обыденных, так сказать, "семейных междуделий", как то, например:
— Можно ли доверить тебе вычистить противень, или ты вновь оставишь жирные края и дно, как ты частенько это делаешь?
— На зимние праздники к нам приедет дядя Джимс с семьёй. Можно ли надеяться, что хотя бы в этот раз ты будешь с ним приветлив, а не так, как это всегда бывает?
Так вот, ещё во время завтрака, сумрачный нейер Дангорт, бросая быстрые, косые взгляды на супругу, начал зудеть:
— Сегодня наведаюсь к Правителям. Как ни крути, надо всё же выяснить, что имела ввиду княгиня... "Примирительная беседа", гм! Может, там и вправду всего лишь "примирительная беседа", а ни что другое. Нателла, да и Доэр — иногда вспыльчивы, творят глупость, но не вовсе же идиоты? Как считаешь? Хотя, что с тебя взять? Ты и считать не умеешь, кого я спрашиваю...
— Угум, угум, — покивала головой нейра Благочестие, тщательно прожевывая кусок мягкого, ароматного печенья и изо всех сил стараясь выглядеть послушной супружницей, кроткой, отягощенной многолетними мудростями — Да, Дейрил. Ты Хозяин, тебе решать. Я уж как ты скажешь.
Палач недовольно хмыкнул.
Сейчас втайне он желал только одного, и сейчас же готов был в этом сознаться, совершенно искренне. Хотелось бы ему, чтоб беляночка, завыв кликушей, бросилась обнимать его колени с криками "не пущу!", либо нечто вроде...
Хоть бы сделала печальные глаза, что ли? Грустно вздохнула! Попросилась бы поехать с ним вместе. Он, разумеется, отказал бы! Но хотя бы знал, что...
Что? Что знал бы?
Что любезная врать умеет? И так известно! Шушукаться, плести паучьи сети, шухериться по углам — она в этом преуспела. Своими ли стараниями, стараниями ли тех городских учителок, а преуспела.
Сейчас вот сидит и блеет сахарной овцой, "ты Хозяин, я как ты..." Так ведь и прет наружу деревенская премудрость! Схитрить, да соврать. Повернуть, куда ей надо. Ей, Амелле, мать её, Радонир!