Невеста Кащея

Коростышевская Татьяна Георгиевна

— И постелите мне туточки в горнице, а то ночи еще прохладные, в сенях-то спать.

Я поперхнулась, а Дарина удивленно изогнула брови:

— Ты на ночь остаться собрался?

— Угу. — Мужик по-хозяйски обводил взглядом наше жилище — плетеные половички на дощатом полу, ситцевые занавески, богато разукрашенную печь. — Жить я у вас буду.

Несколько минут моя сестрица сверлила гостя взглядом.

— Ленута, ты уже позавтракала? — обратилась она ко мне, когда поняла, что детинушке от ее взоров пылающих ни тепло ни холодно.

Я кивнула чуть с опозданием. Никак к новому имени не привыкну. И вроде красивое прозвание — Ленута — луна, а все равно чего-то не клеится оно ко мне.

— Тогда обеги угодья. Может, кролик какой в силках запутался, очень на обед мясца захотелось.

При слове «мясцо» Антон сделал стойку. Видно, и он не прочь тушенины навернуть.

И обеда ему, судя по всему, для этого ожидать необязательно. Я потуже затянула пояс, подцепив нож, без которого в лес соваться — себя не беречь. Хороший у меня нож — справный, с изогнутой спинкой и удобной костяной рукоятью. Не какой-то там кухонный ножичек, а самый что ни есть охотничий. Вообще-то такое оружие за голенищем сапога носить положено. Да я уж и забыла, когда в последний раз сапоги надевала — босиком в лесу не в пример сподручнее.

Антон внимательно наблюдал за моими сборами. Надеюсь, что, когда я с добычей вернусь, пришлого уже и след простынет. Дарина — женщина суровая. Выставит незванчика в два счета.

Ну, если начистоту, я не сразу ушла. Плотно прикрыла двери, пошебуршила в сенях, очень натурально уронила питной ковшик, ругнулась вполголоса. Все это время в горнице напряженно молчали. Я приложила ухо к двери.

— Ленута! Не подслушивай! — рявкнула раздраженно сестрица. — Твое сопение небось в Араде слышно.

Вот ведь волчица… Я поплелась исполнять задание.

Весенний лес — это отдельная история, история начала жизни. Он напоминает мне мелкую конопатую подлетку, которая в предчувствии близкого расцвета примеряет на себя материны наряды. Вот среди бурых ветвей мелькает рыжий хвост белки, вот пробиваются к свету остренькие головки цветов, вот неожиданно в лицо пахнуло свежим ароматом молодой хвои… Хорошо мне в лесу, спокойно.

Только в этот раз моего спокойствия хватило ненадолго. Все наши с Дариной ловушки были пусты. Силки, растяжки, переложенные дерном ямки — все. Как будто я сегодня уже здесь ходила, засовывая добычу в наплечную суму. Я шла от метки к метке, убыстряя ход. Все, последняя, самая дальняя от заимки, дальше мне сестрица ходить запрещает. Здесь, у расколотого молнией дуба, кончаются владения домны Мареш. А с соседями я не знакома вовсе. Дарина говорит, оно и к лучшему. Я опустилась на землю около срезанной волосяной петли, которая еще вчера была справным охотничьим силком, и задумалась.

Возвращаться с пустыми руками не хотелось. Это ведь самое простое — Дарине пожаловаться. Она меня, убогую, пожалеет, перекинется и побежит вынюхивать, какой такой негодник посмел сестрицу названую обидеть. И найдет, и накажет примерно, и отберет украденное, и даже сверх того. Эх, если бы не потеряла я волчьих повадок, в два счета с обидчиком сама бы разобралась. Мне стало так обидно от своей беспомощности, что слезы навернулись на глаза. Я шмыгнула носом, сморгнула… На мгновение мне показалось, что перед самым моим лицом полощется на ветру невесомая ниточка паутины. Взглянула прямо — нет ничего. Точно, показалось. Хотя… Я снова прищурилась — теперь нарочно. Обида прошла, в груди разгорался какой-то волчий азарт. Так… Смотреть надо не прямо, а будто бы насквозь, будто пытаешься ты разглядеть что-то за мутной пленкой бычьего пузыря, которым затягивают окна в бедных деревенских избушках. Я затаила дыхание. Вот она! В вершке от моего носа струилась серебристая полупрозрачная нить. И ни капельки это чудо не походило на паучьи плетения — скорее на застывший хоровод стеклянных снежинок, таких тоненьких, что игольчатое кружево скорее угадывалось. Я осторожно, чтоб не спугнуть, прикоснулась пальцем. Нить прилипла к коже, змейкой поползла к запястью, захлестывая петлей. Я боролась с желанием заорать и не отводила взгляда. Что-то мне подсказывало, что, если в этот раз я не выдержу, не пройду испытание, следующего может и не быть. Между тем нить пару раз дернулась, будто проверяя наши узы на прочность, и взмыла вверх. Я послушно встала, нить продолжала тянуть, заставляя поднять руку над головой. В лицо мне ударил порыв соленого ветра. Я широким жестом воздела обе руки. Ветер гудел в вершинах деревьев, играл снежными сугробами в далеких северных краях, пересыпал песчинки в барханах южных степей, куролесил в океане, вздымая огромные волны… Он был очень занят, но оторвался на минуточку, чтоб поздороваться. «Ха-а-а-а, — сказал он, — ша-а-а-а-у-у-у-у-у…»

Я захохотала в ответ, и эхо моего смеха разнеслось по округе. Ветер дернул меня за волосы, расплетая косу. Я тряхнула головой в такт его движениям.

— Будешь со мной

играть? — шептал он. Его невесомые пальцы взъерошили мою непослушную гриву. — Бу-у-у-деш-ш-ш-шь?

От моих запястий вверх тянулись уже десятки серебристых нитей, будто собирала я поводья небесных коней. Больше, больше… Еще чуть-чуть, и не удержу их. Унесет меня ветреный табун под самые небеса. Но, залетные! Мои босые ноги оторвались от земли. И увлекло меня куда-то в неведомые дали. И восторг переполнял меня, накрывал с головой. Мелькнул далеко внизу расколотый дуб, извивалась серебристая лента реки, за деревьями показалась и пропала крыша нашей избушки. Я встревожилась. Ложе волчьей долины с высоты казалось содержимым шкатулки с драгоценностями. Как же я домой вернусь? Мамочки!

— Трусиш-ш-ш-шка, — прошелестел ветер. — Прощай… Еще поиграем…

Поводья в моих руках стали таять, как клочки тумана. Я суетливо перебирала пальцами, пытаясь поймать их, не упустить, и падала, падала, падала…

Приземление получилось неожиданно мягким. Мое тело спружинило от кроны дерева, и я, растопырив ноги и руки, как огромная белка-летяга, спланировала на землю. Видно, мой новый приятель решил помочь напоследок. И на том спасибо.

Я осмотрелась. Место было мне абсолютно незнакомым. Довольно крутой горный склон, поросший лесным буком и ильмом вперемешку с невысокими сосенками. Ни тропинки, ни следов близкого жилья. И тишина, какая бывает только в незнакомом, полном опасностей месте. Что теперь делать? Я же отродясь так далеко от дома не забредала! Сердце стучало все быстрее и быстрее, перехватывало дыхание, перед глазами мелькали тени. Отгоняя подступившую панику, я топнула ногой. Я сильная, я взрослая! Я справлюсь! Надо только подумать чуточку, и выход обязательно найдется. Присев прямо на землю, я свернула ноги калачиком и сделала глубокий вдох. Спокойно, Ленута, дыши… Вдох-выдох, как учила тебя сестрица…

Если идти все время вниз, я рано или поздно спущусь в долину. Там нужно будет просто следовать против течения реки. Закавыка в том, что реку надо еще найти. Бродить наобум в надежде, что рано или поздно я на нее наткнусь? И сколько так бродить прикажете? Хотя… До вечера поброжу, а там уж Дарина встревожится и отправится меня искать. Это хорошо! Это было бы хорошо, если бы я здесь своими ногами оказалась. Тогда сестрице не составило бы труда меня отыскать. А как она возьмет след по воздуху? Вот то-то и оно, что никак. Значит, к реке выходить придется самой. И дорогу домой искать тоже. Эх, залезть бы на какое высокое дерево, окрестности осмотреть!

Подходящих деревьев поблизости не наблюдалось. Поэтому я решила идти вверх по склону. Оголенные корни служили удобными ступенями, и уже через несколько минут под моими ногами стала угадываться тропинка. Кажись, я перемудрила с направлением. Если звери эту тропку проложили, то, скорее всего, она ведет к водопою. А если человек? Я потянула носом. Показалось, что в воздухе витает запах дыма. Я пошла быстрее, на всякий случай нащупав на поясе рукоять ножа.

Дом показался неожиданно. Он нависал над поросшим травой ущельем всеми своими тремя башенками, изогнутой балюстрадой, многоступенчатым крыльцом. Он просто вопил о богатстве владельца и о своей чужеродности в этом заброшенном уголке валашских предгорий. Ведь что ожидаешь увидеть в наших лесах? Бревенчатую избушку, обложенную дерном, с крошечными окошками и низко выведенной печной трубой. А это сооружение скорее напоминало замок в миниатюре. Зубчатые башенки щурились щелями бойниц. На центральной отблескивал в солнечных лучах флюгер. Ветра совсем не было, поэтому неведомая крылато-хвостатая зверушка застыла неподвижно под таким углом, что мне никак не удавалось ее рассмотреть. Дорожка вырезанных прямо в камне символов пересекала две видимые мне стены, кольцами огибая оконные проемы. Чудесный замок от этого выглядел слегка… подпоясанным. А больше всего меня озадачило не то, что было, а то, чего не было. Не было дороги. Совсем. Никакой. Ступеньки крыльца сбегали прямо в траву. Это что же получается — жильцы сюда по воздуху добираются? А то я чего-то в наших краях крылатых коней не припомню…

— Хозяева! — Мой молодецкий шепот остался без ответа. — Есть кто живой?

Тишина становилась давящей, какой-то осязаемой. Я поежилась.

— Эге-гей!

Неожиданно налетевший порыв ветра взъерошил мои волосы. Я, на мгновение потеряв обзор, заполошно стала убирать их с лица под истошный скрип железного флюгера.

Сердце пропустило пару-тройку ударов, чтоб сразу затем пуститься в галоп.

Никто не отзывался. Это что ж такое? Чего я от любого шороха дергаюсь?

Эх, была не была, ёжкин… Кто?