Невеста лорда Кэрью

Бэлоу Мэри

Именно так он и представлял себе – цепь водопадов, а не один большой. Так, чтобы можно было постоять на берегу и прогуляться вдоль этих водопадов. Полюбоваться игрой света и теней.

– Я не должна была… – виновато взглянув на Хартли, начала Саманта. – Вы – архитектор. Я могу лишь одобрить или не одобрить ваш замысел. Скажите мне, что вы задумали соорудить тут большой водопад, и я не решусь вам возразить.

– Наши мысли созвучны, – сказал Хартли. – Вы предложили именно то, что я и намеревался сделать. Она склонила голову набок – ее характерный жест.

Он будет всегда помнить, как она склоняет голову к плечу. Она делает это, когда о чем-то серьезно задумывается.

– Да, – сказала она. – И это потому, что мы друзья. Мы одинаково мыслим.

– Однако вы не любите сопрано, – пошутил он.

– Это верно. – Саманта улыбнулась. – Я предпочитаю теноров.

И они снова начали смеяться и шутить. Но за веселостью пряталась грусть.

Он намеревался пригласить ее выпить чаю. Но они уже довольно долго гуляли. К тому же ему казалось, что сидеть друг против друга, попивая чай, им сегодня будет трудно. В последнюю их встречу он рассказывал ей о беседке над озером и хотел сегодня повести ее туда, однако день уже клонился к вечеру. И опять же это создало бы напряжение – они вдвоем в уединенном месте… А просто мирно помолчать им бы не удалось.

– Пора мне возвращаться домой, – тихо проговорила Саманта. Веселость снова покинула ее.

– Да, – согласился Хартли. – О вас будут беспокоиться.

До пограничного ручья путь был не близкий. Хартли показалось, что ей хочется ускорить шаг, однако приходилось приноравливаться к нему. Можно было предложить ей расстаться раньше, не доходя до ручья, как предлагала она сама в предыдущие их встречи, но Хартли этого не сделал. Он не хотел отпускать ее прежде, чем они дойдут до каменного перехода, хотя и очень страдал в эти последние минуты.

Они шли молча.

Солнечные блики скользили но быстрой воде. На другой стороне ручья среди деревьев желтели головки нарциссов. Хартли и не заметил, что уже наступает пора цветения. Саманта повернулась к нему.

– Спасибо вам за эти дни, – сказала она непривычно учтиво. – Они доставили мне истинное удовольствие.

– Благодарю вас. – Хартли коротко поклонился. – Надеюсь, ваша поездка пройдет благополучно. И желаю вам приятно провести время в Лондоне.

– Спасибо, – ответила Саманта. – Уверена, что маркиз Кэрью одобрит все задуманные вами новшества.

Она улыбнулась ему. Он улыбнулся ей.

– Ну что ж, – поспешно проговорила Саманта, – до свидания, мистер Уэйд.

– До свидания, мисс Ньюман, – сказал Хартли. Он ждал, что она протянет ему руку, но она этого не сделала. Быть может, ей неприятно касаться его правой руки, мелькнуло у Хартли в голове, но он тут же отбросил эту мысль.

Она легко, на цыпочках, перебежала но камням через ручей, приподняв достаточно высоко юбку, так что он успел увидеть тонкие лодыжки над изящными башмаками. Он ждал последней минуты, приготовив улыбку и левую руку, если она все-таки захочет обменяться рукопожатием.

Но она не обернулась и мгновенно исчезла меж деревьев.

У него было такое чувство, что его обокрали – лишили чего-то

бесконечно дорогого. Чего-то, что невозможно ни возместить, ни заменить. Чувство пустоты, страх и боль пронзили его. Такой боли он никогда прежде не испытывал. Даже в тот год, когда упал с пони и страшно разбился. Тогда ему было шесть лет. Сейчас была не физическая боль, и он не знал, как такую боль лечить. И можно ли ее как-то излечить.

Горло сжало, и ему пришлось трижды сглотнуть слюну, прежде чем он отправился в обратный путь в «Хаймурское аббатство».

* * *

Она обняла и перецеловала детей и оставила их в детской на попечении няни. Она сжала в объятиях Розали, хотя Альберт предупредил ее, чтобы она была осторожна и не слишком давила на его потомка, за что получил укоризненный взгляд от зардевшейся жены. Саманта обменялась рукопожатиями с ним и с Габриэлем и подставила Габриэлю обе щеки для поцелуев.

Он задержал ее руку в своей и сказал, что, как только ее поклонники отпустят ее, она должна вернуться в Челкотт и жить здесь столько, сколько ей захочется.

– Дорогая моя, – сказал Габриэль. – ты для Дженнифер ближе родной сестры. Ты не должна забывать ее, убеждая себя, что злоупотребляешь нашим гостеприимством, – это будет твоей непоправимой ошибкой.

– Спасибо. – Саманта крепко сжала руку Габриэля.

Она просто не переносила прощания. Ненавидела эту церемонию!

Уже подойдя к экипажу, Саманта увидела, как Дженни поцеловала тетю Агги, а Габриэль заботливо устроил ее на сиденье. Наконец Саманта обняла Дженни.

– Мне было у вас очень приятно и весело, – сказала она. – Спасибо, что приютили меня, и как было бы хорошо, если бы вы приехали в город, когда начнется сезон. Вы, кажется, уже целый век не бывали в свете.

– Я полагаю, Сэм, – шепнула кузина, – что этой весной у меня есть вполне, серьезный предлог остаться вдали от городской суеты. Сложи-ка крест-накрест пальцы и пожелай мне, чтобы все было благополучно.

– Секретничаете? – Габриэль погрозил жене пальцем. – Дженни рассказывает тебе, что мы намереваемся увеличить население Земли, не так ли? – Габриэль весело хихикнул, а обе дамы покраснели. – Позволь тебе помочь, – продолжал он, предлагая Саманте руку и подсаживая ее в экипаж.

Тетушка Агги прикладывала к глазам платочек и изо всех сил старалась не всхлипывать. Саманта погладила тетушку по колену, утешая ее.

Экипаж тронулся. Саманта и тетя Агги наклонились к дверце, чтобы помахать на прощание рукой. Дженни и Габриэль стояли на террасе, Габриэль одной рукой обнимал жену за талию. Альберт и Розали стояли в дверях, Розали держала мужа под руку. «Иногда я не понимаю, почему я не верю в любовь и счастливые браки», – подумала Саманта. Впрочем, наверное, потому, что наблюдала больше пар, в которых супруги испытывают друг к другу в лучшем случае безразличие, а в худшем – откровенную враждебность, чем вот таких союзов, как эти два. А вообще-то любовь – это она знала по собственному опыту – очень мучительное и неприятное чувство.