Невеста на полставки
Шрифт:
Тут замечаю в проеме знакомый силуэт в светлом платье. Выхожу. Так и есть, возле двери стоит Златка. Похоже, это ее за мою невесту приняли.
Присматриваюсь к своей девчушке. Она бледная, как смерть, даже губы почти бесцветные. Еле стоит на ногах, даже слегка покачивается.
Подлетаю к ней.
– Тебе плохо, маленькая?
Она игнорирует мой вопрос и задает свой:
– Ты с ней спишь, да?
– Ну приплыыыли… – закатываю глаза к небу, хватаю вторую ревнивицу за руку, тащу в кабинет и закрываю злосчастную дверь.
Устраиваюсь с девушкой
«Как бы ей всё по нормальному объяснить…»
Мне сто лет не надо, чтобы она думала, будто я сплю с кем-то еще. Не хочу, чтобы что-то портило наши отношения. Решаю быть откровенным:
– Да, я с ней спал, но с тех пор, как ты приехала, этого больше не было… Мне хватает тебя!
Она с минуту просто смотрит на меня, часто-часто моргая. Не думаю, что верит, а что еще сказать, я не знаю. И тут моя красавица произносит сакраментальный вопрос:
– А когда мы поженимся?
Эти ее слова ставят меня еще в больший ступор, чем вылитый на мою голову графин.
– Вы сегодня сговорились?! Злата, с чего ты решила, что я на тебе женюсь?!
Теперь впадает в ступор она. Бледнеет еще сильнее, если это вообще возможно, шепчет тихо:
– Но как же? Ты же… мы же… Ты передумал? – она громко сглатывает. – Ты же спишь со мной…
– И когда это стало аргументом для женитьбы? Да если б я на каждой, с кем сплю, женился, у меня бы уже гарем был покруче, чем у восточных шейхов! Что за мысли такие?
– Ты же с собой меня зовешь…
– Так не в качестве жены!
– А в качестве кого?
– Горничной!
После этого Злата замирает надолго. Смотрит на меня непонимающим взглядом, что-то силится сказать, но не решается. Потом всё же говорит:
– Я тебе чем-то не угодила, да? Не понравилась?
– Вот же девки… – закатываю глаза к потолку. – Злата, мы с тобой оба знаем, почему мы вместе, так?
Она кивает, а потом вдруг хватает меня за руку и начинает тараторить:
– Да, мы оба знаем, почему мы начали отношения, но потом всё изменилось! Ведь изменилось же? Правда? Для меня изменилось! Ты можешь быть хорошим, ласковым, интересным…
Смотрю в ее огромные наивные глазищи, и во мне просыпается жесткий циник.
– Ты еще мне в любви признайся! Злата, я в такую ерунду не верю! Замуж тебя не возьму!
Она отшатывается от меня, будто я ее ударил. Глаза моментально влажнеют. Эх, что-то мне подсказывает, что меня сейчас пошлют второй раз за день. Но если Миланины слова мне до одного места, Златиного отказа я не потерплю.
– Не вздумай мне сейчас устраивать козу в сарафане! Ты переедешь со мной в качестве горничной, и мы продолжим с тобой те отношения, которые у нас есть сейчас. Еще утром ты была за. Для тебя ничего не изменится!
– А не слишком ли дорого тебе вышла горничная? – спрашивает она с горечью.
«Эм… Это она про iPhone, что ли? Сколько она думает, я зарабатываю?! Я, вообще-то, не какая-нибудь там дешевка!»
Вслух же свое возмущение не высказываю, отвечаю мирно:
– Не переживай, я потяну.
Оглядываю себя: мокрый, как будто на
Беру Златку за руку.
– Сейчас я отвезу тебя домой, и ты соберешь вещи. Вечером заберу, и чтобы мне без глупостей! У нас же с тобой не будет проблем, правда?
Глава 20. Лживый Энгрин
Тогда же:
Злата
За последние дни мы не раз успели прокатиться с Артёмом в его огромном джипе. Обычно Энгрин улыбался, то и дело на меня поглядывал, трогал мои коленки. Сейчас же смотрит только на дорогу и крутит руль с мрачнейшим видом.
Отчего-то его лицо больше не кажется мне сколь-нибудь привлекательным. Хотя еще вчера я целовала его с большим удовольствием. Прикасалась губами к его щекам, лбу, носу, а он ласкал ладонями мою грудь.
«Мне с тобой очень хорошо!» – шептал он этой ночью.
Получается, недостаточно хорошо, раз я ему нужна только в качестве горничной-шлюхи. Воспоминание о вчерашнем сразу приобретает очень горький привкус.
Он привозит меня домой, переодевается и уезжает, даже не взглянув на прощание.
Холодный, чужой, грубый… Он был таким с первого дня, а я всё пыталась разглядеть в нем что-то положительное. У меня даже получилось, как мне казалось. Наверное, он видит во мне невероятную дурочку. Дурочка и есть, если думала, что с таким, как он, можно надеяться на счастье.
Спасибо, господин Энгрин, что избавили меня от розовых очков. Только зачем разбивать их вдребезги? Могли просто снять, может быть, тогда мне не было бы так больно.
Я плетусь в свою спальню, забираюсь в кровать, накрываюсь с головой, чувствую, как подступают слезы.
Каждая брошенная им фраза – пощечина.
«Замуж тебя не возьму!»
«Ты еще мне в любви признайся!»
Как будто моя любовь – это что-то ужасное, не стоящее и капли внимания или доверия. Права была его секретарь – козлина он, каких свет не видывал. Грубая, циничная козлина!
Зачем? Вот зачем он заплатил за меня калым? Ему в Москве шлюх мало? Ведь ему даже не понравилось, что я была девственницей.
Я за эту неделю успела поверить, что мне повезло, по-настоящему повезло. Будто к Энгрину меня привела судьба. Взяла за руку и привела в буквальном смысле. Габарашвили ведь не должны были меня удочерять. Они предпочитали брать девочек помладше, а мне на момент удочерения вот-вот должно было стукнуть шестнадцать.
Я попалась Авзурагу на глаза совершенно случайно. Видно, чем-то его зацепила. Он очень внимательно смотрел на меня при первой встрече. Вернулся на следующий день и долго со мной беседовал, спрашивал, чего я хочу от жизни. Я честно призналась – денег. В пятнадцать лет я очень хотела денег. Хотела, чтобы их было достаточно для покупки нормальной еды, одежды. Хотела свой угол, и чтобы там занавески приличные висели. Тогда мне это казалось недостижимой мечтой, чем-то из разряда фантастики. А еще я хотела дружную и любящую семью.