Невеста наместника
Шрифт:
Думать хотелось не о словах мертвого сиана, а о том, какие у Темершаны Итвены огромные печальные глаза. И что совершенно невозможно смотреть в них, любоваться ими и помнить о таких глупостях, как фамильное проклятие или скорая разлука со всем, к чему — и к кому — он успел привыкнуть на Побережье.
Та юная компаньонка рэты была права. Если годами держать сердце в клетке, запрещая ему не то что любить, даже просто испытывать привязанность, оно, в конце концов, поверит, что это ему и нужно.
Что это действительно решение. И выход.
Темери набрала побольше воздуха
— Я была на маяке. Мне сказали, что старые вещи из комнат моего отца унесли туда, на нижний этаж. Когда я была маленькой, там тоже хранили старые вещи.
— Зачем?
Она пожала плечами. Словно и сама не понимала — зачем. А может, цель была, но она не хотела сейчас об этом говорить. В некоторых вопросах Темершана была скрытней, чем Гун-хе.
— Там стоят старые картины, недалеко, у входа. Я… они висели раньше в этом зале. А часть висела наверху, в новой части замка.
— Вы хотели бы их забрать? Они сохранились?
— Хотела бы, — быстро согласилась она, — Я сначала не собиралась вам говорить, но вдруг вы знаете больше и это важно. На старом семейном портрете… на парадном портрете семьи рэтаха, есть хозяин Каннег. Конечно, он там моложе, но я не могла перепутать! Я не знаю, как объяснить. И клянусь вам, я никогда его не видела раньше, до нашей встречи у шкипера Янура. Да, я помню этот портрет, но, наверное, никогда к нему не приглядывалась…
— Надо взглянуть. Покажете?
— Конечно!
Она кивнула с такой готовностью, что Шеддерик бездумно шагнул вперед и притянул девушку к себе, наполовину уверенный, что встретит отпор, а то и, может, звонкую пощечину. Он ошибся.
Под тонкой тканью — живая, теплая, бесконечно желанная и невероятно далекая… Шеддерик уткнулся губами в ее висок. Услышал близко-близко стук сердца… Она сама шагнула к нему, прижимаясь теснее. Не отвечала на его быстрые поцелуи, но принимала их, и не пыталась отстраниться. Ей нравилось быть с ним рядом! Она хотела этого…
Шедде должен был остановиться. И не хотел, но может, виной усталость? Все равно продолжал обнимать ее, осторожно гладить шею, лицо, целовать волосы, глаза, сухие мягкие губы… Он как будто слышал, как сгорают под его пальцами все многочисленные «нельзя». Нельзя, потому что она — жена его брата, сгорело первым. Нельзя, потому что он скоро навсегда покинет Побережье, — продержалось лишь немногим дольше. Нельзя, потому что она ненавидит ифленцев и этому есть причина — опалило крылья в камине, когда Темери сама поцеловала его — куда смогла дотянуться — в ткань сорочки напротив сердца. Нельзя, потому что он проклят и скоро умрет — продержалось дольше всех. Но и оно исчезло… исчезло почти совсем.
Именно в тот момент у камина появился еще один гость. Он тоже пришел без приглашения, но ни Темери, ни Шедде не заметили его приближения.
— Вот как, благородный чеор? — насмешливо сказал он. — А если ваш брат узнает, с кем проводит время его супруга, когда никто не видит? Впрочем, чего еще ждать от мальканки…
Светлый лорд чеор Эммегил стоял по другую сторону камина и довольно улыбался. Шедде ободряюще обнял Темери и закрыл
Рэта Темершана Итвена
Треск камина. Полутьма. Собственная усталость. Но куда больше — разговор с наместником, который показался Темери каким-то прощальным. Все это настроило ее на то, что она быстро расскажет Шеддерику о последнем ответе та Манга и уйдет, позволив и себе и ему небольшой отдых.
Если бы она знала, к чему это приведет, может и вовсе не решилась бы зайти в каминный зал. И в очередной раз история страны пошла бы совершенно другим путем. А, казалось бы, — всего одна несостоявшаяся встреча, одно несказанное вовремя слово для истории никакой роли играть не могут и не должны…
Глаза Шеддерика та Хенвила словно тоже прощались с ней. Он встал навстречу, что-то говорил, спрашивал. Темери отвечала. Сейчас она ответила бы на любой вопрос, о чем бы он только ни спросил… и хорошо, что он об этом не знал: не все тайны когда-нибудь должны быть озвучены. Большинству стоит оставаться тайнами до смерти и после нее.
И когда Шеддерик вдруг ее обнял, Темери, вместо того чтобы отступить или остановить его, лишь прислушалась к себе, полностью отдавшись огромной теплой волне нежности, которая ее захлестнула в тот момент. Забыв, как дышать, перестав что либо слышать и замечать, Темери кропотливо сохраняла в памяти каждое мгновение этих неожиданных объятий, каждый стук сердца, каждое прикосновение губ и рук. Раньше ее никто никогда не целовал… так.
Никто до этого не вызывал у нее ответного желания. Темери удивляясь себе, сама прижалась губами к груди Шедде, туда, где часто и гулко билось сердце…
А потом вдруг рядом появился светлый лорд Эммегил. Его голос разбил повисшую тишину, заставив Темери первой разомкнуть объятия.
— …кстати, а сами-то вы хотя бы проверили ее прошлое? Ах, да. Я вспомнил. Вы запугали Ланнерика та Дирвила, убили адмирала та Нурена — и считаете, что тем самым защитили доброе имя вашего брата?
«Даже если это блеф, — поняла Темери, — Не важно, что именно и кто ему рассказал. На островах его вранье могут воспринять благосклонно, и тогда Кинрик окажется в серьезной беде…»
Но тут она услышала настороженный голос Ровве:
— Он не боится Шеддерика. Он считает, что защищен, демонстрирует силу. Но кое-чего здесь он все-таки боится!
— Чего? — шепнула Темери, окидывая взглядом помещение. Чего может здесь бояться светлый лорд? Который, если их с Шеддериком и Кинриком догадки верны, причастен уже к двум попыткам незаметно ее убить — или же выставить в дурном свете.
— Твой посох, Шанни.
Темери перехватила взгляд Эммегила в сторону камина и поняла, что Ровве, верней всего, прав. Посох она оставила у стойки с дровами, в шаге от кресла, в котором сидел Шеддерик. Светлому лорду Эммегилу до него не добраться, но он все время поглядывает туда. Словно знает о притаившейся в дровах змее.