Невеста разбойника
Шрифт:
Наверное, сейчас два или три часа ночи, думала она, пытаясь понять, что же могло разбудить ее.
Возможно, князь возвратился домой и закрыл за собой дверь в спальню...
Она посмотрела на дверь.
Прежде чем улечься спать, девушка оставила зажженную свечу на столике в гостиной между ее спальней и спальней Владиласа — не столько для того, чтобы оставить хоть какой-то свет, сколько для того, чтобы увидеть, когда вернется князь, так как она понимала, он вряд ли сообщит ей об этом сам.
«И отчего
Она должна была признать, что это неудивительно, учитывая ее поведение в первую ночь после свадьбы, когда угрожала ему холодным оружием.
До сих пор она все еще чувствовала тяжесть его тела и резкую боль, которую он причинил ей, вывернув руку.
Еще более удивительными были воспоминания о его поцелуях, о его губах, впившихся в ее губы.
Тогда же она впервые испытала какие-то странные, необъяснимые ощущения.
И вот сейчас эти странные ощущения вновь вспыхивают в ее теле.
И горько было от того, что он тогда ушел, даже не оглянувшись и не сказав ей ни слова.
«Наверное, он ненавидит меня так же сильно, как я ненавижу его!»
Эта мысль почему-то очень расстроила княгиню, и она решила немедленно предложить мужу что-то вроде перемирия, чтобы они вместе могли работать на благо Зокалы.
Своим оружием и пушками он сумел напугать тех, кто собирался посягнуть на ее страну, но могут возникнуть и другие неизбежные проблемы — в этом случае две головы всегда лучше.
Илена думала, как бы потактичнее предложить план перемирия, но тут вновь раздался странный шум.
Сначала он был какой-то неопределенный, потом она поняла, что он идет сверху и усиливается с каждой минутой.
Девушка выпрямилась на кровати и прислушалась.
Через несколько секунд она могла поклясться, что слышит, как таинственные люди передвигаются осторожно, на цыпочках где-то по переходам над ее спальней.
Неожиданно она представила, как Венгрия или Румыния захватывают Зокалу, и ужаснулась, что князь не привез в Миспу пушек и оружия, а оставил их там, возле дворца, где они стояли на обозрении во время похорон.
Да, враг оказался очень умным, если сообразил прийти и захватить Миспу, куда никто не догадался привезти оружие.
И если враг собирался сделать именно это, то он, как и Владилас, в свое время захвативший долину Бела, сможет без боя подчинить себе Миспу, а остальная часть Зокалы не будет даже знать об этом.
Шум над головой возрастал, и Илена подумала: она, наверное, единственный человек, который понимает, что происходит.
Девушка вскочила с кровати, не сознавая, что на ней лишь полупрозрачная ночная рубашка, и быстро побежала по направлению к гостиной.
Свеча почти догорела, воск жирными каплями свисал с подсвечника,
Мысли вихрем кружились у нее в голове: что, если Владиласа не окажется у себя? Кому еще можно сообщить о том, что происходит у нее над головой?
Она вошла в комнату.
Горели свечи.
Муж сидел на кровати и читал какие-то бумаги.
Он поднял глаза и, увидев ее, замер в изумлении.
Илена пыталась совладать с собой, но язык заплетался от страха.
— Там... люди... Я уверена... это враги... они там... в переходах... над моей комнатой... Я слышу... как они... передвигаются... похоже... их там очень... очень много!
Несколько секунд Владилас молча смотрел на нее и наконец произнес:
— Извини, что не предупредил тебя. Ты слышала не людей, это летучие мыши.
Крик ужаса вырвался из ее груди, не в силах сдерживать себя, она бросилась к Владиласу.
— Спаси меня! — возопила она. — Я боюсь... я не могу терпеть летучих мышей! Они ужасные!.. Если... они запутаются в... моих волосах... то уже не смогут... оттуда выпутаться!
Слова, подобные стонам, слетали с ее губ, и она, вся дрожа как в лихорадке, уткнулась лицом в его плечо.
Он нежно обнял ее, а Илена, задыхаясь от волнения, продолжала:
— А что... если... они смогут... пробраться... через потолок? Я ужасно... боюсь летучих мышей... они... словно... маленькие дьяволы... и еще... они... цепляются крыльями!
— Все в порядке, — прошептал Владилас. — Я не позволю им причинить тебе боль!
— Они ужасают... меня, — пробормотала Илена.
Князь крепче обнял ее.
— Я обещаю, с тобой ничего не произойдет.
— Просто... я всегда... очень боялась летучих мышей.
— Понимаю, — тихо ответил он, — хотя на тебя это не похоже. Я думал, ты ничего не боишься, и всегда уважал тебя за храбрость.
Он говорил тихо и дружелюбно, и абсолютно без всякой причины слезы ручьями полились по ее щекам.
— Я не храбрая, — бормотала она. — Я боюсь... летучих мышей... боюсь оставаться в одиночестве... и еще я боюсь... когда ты злишься!
И вдруг она затряслась от долго сдерживаемых, громких рыданий.
Наконец вся грусть и печаль последних часов одиночества в замке, боязнь гнева Владиласа и его нарочитого невнимания к ней вырвались наружу и столь бурно заявили о себе.
Она плакала, словно маленький ребенок, забыв о том, кто она такая и с кем сейчас находится, всецело поглощенная своими обидами, страхами и жалостью к себе.
Владилас крепко обнял ее, нежно положил на кровать и укрыл одеялом.
Потом лег рядом.
— Все в порядке. Тебе больше нечего бояться, не из-за чего расстраиваться и плакать.