Невеста решает бунтовать
Шрифт:
Я пытаюсь встать, но Исидара не пускает. И не исчезает, как все прочие разоблачённые иллюзии.
— Если ты хочешь выйти, тебе придётся убить меня, — с прежней улыбкой заявляет она.
Это правда или часть испытания?
Я закрываю глаза, чтобы отстраниться. Помогает слабо — я всем телом ощущаю её близость, слышу её дыхание, и понимания, что это не по-настоящему, не хватает — меня бросает в жар. Тело желает продолжения. Я стискиваю кулаки до того, что ногти ранят кожу, заставляю себя сосредоточиться.
Почему
Плохо…
Открыв глаза, я ловлю её лицо ладонями, заставляю встретиться со мной взглядом. Иллюзорная Исидара не возражает. Губы чуть приоткрыты, в глазах поволока. Мы могли бы прямо сейчас… Но я не хочу с подделкой, каким бы идеальным воплощением мечты она ни была.
— Исчезни, фальшивка, — приказываю я. Теперь я уверен в своём выборе, и иллюзия послушно тает.
— Тогда ты останешься один, — хмыкает она, прежде чем окончательно развеяться.
Я поднимаюсь на ноги. Надо признать, угроза неприятно царапнула. Я не боюсь одиночества, но в то же время… я не хочу быть один. В Таэле во мне прежде всего видят сына императора. Кому интересно, могу я официально пользоваться титулом или нет? Всё равно я в очереди на корону. С Иси иначе. Княжна априори по статусу выше какого-то там господина посла. Впрочем, Иси никогда не смотрела на меня сверху вниз, держалась… да никак она специально не держалась, просто общалась, и это подкупает.
Алтарь вспыхивает. Или у меня в глазах темнеет?
Очнувшись, я вижу открытый проём.
Испытание пройдено?
Затылок тянет. Кажется, падая, я приложился головой. Потерев шишку, я не тороплюсь бежать на выход. Вдруг это очередной обман зрения? Я прислушиваюсь к внутренним ощущениям. Что-то изменилось… Опустив взгляд на руку, я без усилия… выпускаю когти. На коже проступают мелкие костяные пластинки, создающие естественную броню, меняется форма кисти. О подобном я только читал: инициация открывает новые способности, но у всех по-разному. Отец, насколько я знаю, менять ипостась не способен. Впрочем, не исключено, что он скрывает свои истинные возможности, как их буду скрывать я.
Я получил гораздо больше, чем ожидал.
Алтарь медленно гаснет.
Вернув руке человеческий вид, я оглядываюсь. Зал очень долго пустовал, до меня инициацию проходил мой отец, он забрал останки своего старшего брата, погибшего на Испытании…
Пожалуй, мне стоит поторопиться и дать знать, что я жив, причём не только отцу. Я вдруг впервые усомнился, что оставить Иси в неведении было правильным решением. Конечно, правильным — чувства не повод ставить под угрозу государственную безопасность. Уверен, Иси поймёт… Хах, почему мои оправдания звучат откровенно жалко?
Плита приходит в движение, и я, отбросив пустые мысли, выскакиваю из зала. Плита точтас с грохотом перекрывает проём, и в будущим она откроется только перед следующим кандидатом.
На вершине лестницы появляется отец:
— Сын?!
Кто же ещё?
— Я справился, — улыбаюсь я.
— Ты… быстро.
— Я же обещал, — хмыкаю я, быстро взбегаю по ступенькам и на миг обнимаю отца.
Переживая потерю Исидары, я осознал, что если кто-то не показывает чувств, не позволяет эмоциям брать верх над здравым смыслом, это не значит, что чувствами человека можно пренебрегать.
Для нас обоих обниматься и показывать эмоции непривычно, отец смотрит на меня с удивлением, но не отстраняется.
— Тебе было тяжело, — почему-то решает он.
На самом деле нет. Я проходил Испытание не ради титула, не ради обретения силы как таковой. У меня была цель, и именно она меня вела.
Тот, кому было по-настоящему тяжело — отец. Если бы он не волновался, разва бы он ждал меня у дверей? Каково ему было отпускать меня в зал, откуда не вышел его брат, отпускать, зная, что я толком не готов? А я вёл себя так легкомысленно…
— Нет, не тяжело, — заверяю я.
Отец отстраняется. Пожалуй, впервые я вижу его смущённым.
— Иди отдыхай. Визит назначим на завтрашний полдень. Судя по последнему сообщению твоего Манса, песчаники готовятся к Большому жертвоприношению.
— Да.
Ожидание займёт неполные сутки…
Когда отец уходит, я, естественно, поворачиваю в противоположную от своих покоев сторону — в архив.
Отец не стал возвращаться к теме моей женитьбы на Исидаре. Вероятно, посчитал, что я принял его запрет, раньше я никогда не бунтовал. Спрошу о причинах, если не разберусь сам. Я приблизительно догадываюсь, что именно могло произойти между нашей семьёй и Кокбергами…
Ускоренная подготовка первого зарубежного визита наследного принца не шутки, нагрузка ложится не только на всё министерство иностранных дел, но и на императора лично. Проблема не в визите как таковом, а в том, как его воспринимают наши соседи — как желание расширить территорию, за счёт захвата соседнего княжества. Ну, они правы.
Нормально поговорить с отцом больше не получается. Уже перед самым отбытием он сообщает:
— Посол Лидсана намекал, что принцесса Фиотская до сих пор не помолвлена. Я подтвердил, что второй твой зарубежный визит будет в Лидсан.
Артефакторы развёртывают магический мост, и я шагаю в свет. То, что я стал невосприимчив к магии, не помешает мне пройти через искажённое пространство.
— Не получится, отец, — я имею в виду не сам визит в Лидсан, а помолвку с посторонней принцессой.
— Что?
Я поправляю на лице уродливую деревянную маску.
— Разве после возвращении я буду заключён в тюрьму по обвинению в неподчинении императорским указам? Прямо сейчас я иду свататься к Исидаре.
Что отвечает отец, я уже не слышу.