Невеста смерти
Шрифт:
Или… на самом деле этот дом начинен опасными ловушками, и ее ждут сюрпризы вроде кинжалов, вылетающих из стены, или кукол-зомби, выпрыгивающих из-за угла. Вот ему будет радости смотреть издалека, как она бьется, словно бабочка, приколотая у стены, когда несколько гвоздей вонзятся в ее запястья…
Нет. Алиса выдохнула. Ты пересмотрела триллеров и ужастиков. В жизни все проще.
Хотя, то, что произошло с ней, можно было назвать разве что более странным, чем в фильмах.
— Ты уходишь, я останусь здесь одна? — уточнила она, подняв взгляд на Доминика. На мгновение ей почудилось, что у него опять странно дернулся желвак.
— Я должен закончить работу, — ответил он, и пошел к двери.
— Доминик, постой! — Алиса разве что не кинулась следом. — Я должна сидеть здесь, в доме?
Он остановился и оглянулся на нее:
— Нет. Гуляй по саду. Осматривайся, привыкай. Теперь дом тебя выпустит и впустит.
«Уже легче…»— пронеслось у Алисы. К тому же она сможет осмотреть, может быть, понять, где находится. А вдруг даже… сбежать!
Словно прочитав ее мысли, Доминик вдруг легонько усмехнулся.
— Не пытайся убежать. Не получится. Только устанешь. Вечером я тебе все объясню, — снова развернулся, чтобы пойти к двери.
— Стой, Доминик! Подожди… — Алисе было стыдно говорить это, просить его о чем-то. Но… она знала, что мужчина может вообще об этом не подумать. Он опять остановился, и с досадой оглянулся на нее. — Прости… Но мне нужна какая-то одежда… Я не могу все время ходить в одном халате…
— Понял, — серьезно кивнул он. — Вечером одежда будет. Отдыхай.
И вышел из дома. Алиса осталась одна. Несколько мгновений она недоуменно смотрела на закрывшуюся дверь. Ситуация снова казалась сюрреалистичной, нереальной. Опять она смотрела на себя со стороны, как стоит в огромном холле, и не знает, что делать.
Но главное… Она не могла понять, обрадовал ее уход Доминика или расстроил. Возможно, в незнакомом месте, в одиночестве даже хуже. Маньяк — не маньяк, а живой человек.
А вдруг он не вернется, подумала Алиса. Однажды у меня закончится вся еда, что есть в этом доме, и постепенно я умру. В шикарном особняке наедине с собой. Одинокая, в холоде и пустоте…
Нет уж, Доминик, лучше вернись. Тем более, что ты обещал мне объяснение.
На самом деле, Доминик обманул девушку, что ее болтовня его раздражает. Ее болтовня, звук ее голоса ему как раз нравились. Она так забавно чирикала. Прямо, как птички у него в саду. Жаль, что нельзя просто сесть и слушать, не вдумываясь в смысл этого чириканья, ведь ей нужны ответы.
А он не готов отвечать на ее вопросы. Пока не готов. Ему и самому не до конца верилось, что он сделал это — увел девушку.
Совершил нечто уникальное, то, чего еще никогда не было в истории.
Нужна пауза.
Сосредоточиться на работе и обдумать, как сказать ей правду. И стоит ли говорить. До тех пор, пока она считает его человеком, худшее, чего может бояться — это, что он убьет ее или будет мучить. Как жестокий человек. Доминик повидал немало таких людей, с некоторыми был знаком как раз по работе. Они бывают. Мысли девушки вполне оправданы.
А вот как она воспримет правду?
Перед такими, как Доминик, люди испытывают невообразимый потусторонний ужас. Он знал это, иногда сталкивался. Иной раз вызвать этот страх облегчало работу. К тому же это забавляло. Как такая острая приправа к блюду.
Но тут… Доминику представилось, как девушка забьется в угол, скорчится там и будет смотреть на него, судорожно глотая воздух от ужаса.
Нет, так он не хотел. Ему хватило ее страха. В начале — страх ему нравился, как раз придавал перчинки, развлекал. Как будто щекотал внутри, доставляя своеобразное пикантное наслаждение. Потом… очень быстро захотелось увидеть в ее глазах что-то другое.
Но другого там не было. Кроме смущения от близости мужчины, тоже знакомого ему.
Странно, но Доминика это напрягало… Как заноза. Хотелось увидеть в ее глазах, мыслях и чувствах нечто особенное. Особенное — и обращенное на него. Что именно он не знал, но был уверен, если увидит — точно узнает.
И пока не видел, пока в ее лице этого не было — словно что-то едкое, колющее залезло ему под кожу и причиняло постоянный дискомфорт.
Но самым сложным было то, что Доминик понятия не имел, что ему с ней делать. Вернуть ее невозможно. Да и не хочется. Напротив, все внутри бунтовало при одной мысли о том, что она окажется где-то в другом месте.
Ни-за-что. Никогда. Эта птаха будет жить у него.
Вопрос, как именно она будет жить. Доминик был далек от обычных человеческих чувств и мотивов, но давно наблюдал за людьми. Он понимал, что если сделать из нее игрушку для своего удовольствия, то вот этого … того, что ему хотелось увидеть в ее глазах, никогда не будет.
Напротив, появится ненависть. Чувство, которое он сам не испытывал, но знал, что люди питают его к тем, кто их обижает. И ему это будет больно, почему-то больно…
Но что с ней тогда делать? Должа же у нее быть какая-то функция, смысл пребывания в его доме? Никто не живет без смысла, даже птицы в его саду существуют для того, чтобы радовать его своими трелями.
Ладно. Доминик усмехнулся.
Что именно с ней делать, он решит к вечеру. Потому что сейчас действительно много работы. Исчезновение девушки изменило реалии, и кому разгребать это, как ни ему. Ведь никто не избавлял от ответственности за совершенное. Напротив, теперь на его плечах и ответственность за девушку, и за все, что связано с ее исчезновением.
Хорошо, что он безупречно владеет собой, что ему не свойственное обычное у людей подчинение собственным эмоциям. Потому что желание было лишь одно и никак не связанное с работой — посмотреть, как там Алиса в его доме, понаблюдать. Получить от этого особое наслаждение: она ходит, осваивается, начинает чувствовать себя непринужденно, а он, невидимый, смотрит издалека.
А потом прийти, взять ее в руки и сделать своей.
И да… чтоб она его не боялась. Или боялась… но стонала от едкой горько-сладкой смеси страха и наслаждения.