Невеста. Последнее задание Энди
Шрифт:
Небольшая десантно-штурмовая капсула, рассчитанная на трех пассажиров и двух членов экипажа, стояла там, где мы ее и оставили. И действительно было готова к вылету. Это была единственная хорошая новость. Самой главной неприятностью стало то, что боль в моем животе проснулась, едва я только ступила на палубу капсулы. А едва села в кресло пилота, внутри меня словно атомная бомба взорвалась. Сидеть было совершенно невыносимо. Но и стоять тоже было немыслимо. Хотя бы потому, что я попросту не выдержу перегрузку на старте.
Запустив предстартовый отсчет, и молясь про себя, чтобы с кораблем все было в порядке,
Выйдя на орбиту планеты, я трясущимися руками задала координаты Земли. Я не пилот. Но в академии нас обучали летать на небольших аппаратах. С одной поправкой: полеты подразумевались в пределах атмосферы одной планеты. Мне же предстоял межзвездный перелет. Надеюсь, автопилот здесь в порядке.
Весь полет я то проваливалась в забытье. То выныривала на поверхность своего горячечного бреда. Проверяла показания приборов. И снова проваливалась в небытие. Чтобы на границе между сном и явью раз за разом переживать гибель Макса и предательство Мартина. Снова и снова на пределе собственных возможностей бежать из разрушающегося института. Или красться по его бесконечным коридорам в поисках нужной лаборатории. Но чаще всего мне являлся высокий золотоволосый и золотоглазый мужчина, пристально вглядывающийся в защитный щиток шлема. И во мне крепла уверенность в правильности принятого решения: не выдавать чужаку свою суть.
Постепенно мне становилось все хуже. Я почти потерялась в своем горячечном бреду. Момент моего приземления вообще не отложился в воспаленном мозгу. Кажется, из капсулы меня доставал папа. Не знаю. Не уверена. Может, мне только привиделось, что серый от переживаний генерал армии Джон Мур собственноручно выудил меня из кресла пилота и понес на выход? Но я совершенно точно улыбнулась ему и тихо прошептала:
– Я вернулась, папа.
Глава 3
Шесть лет спустя
Корабль готовился к первому гиперпрыжку. Если все пойдет по плану, что через три четверти часа по внутреннему корабельному времени всем предложат занять специальные противоперегрузочные капсулы. Всего прыжков будет шесть. Далековато все-таки от Земли Аргола. Даже с гиперпрыжками полет займет почти месяц.
Я стояла на обзорной палубе и впитывала в себя картину родного космоса. Хоть я и искренне его ненавижу, но здесь мой дом. И я сейчас улетаю из дому на целых восемь месяцев. Как же я ненавижу космос!
После того самого первого, практически провального, задания, я больше ни разу не покидала Землю. Сначала долго болела и не менее долго восстанавливалась. Потом хватало дел в академии.
Мое самое первое осознанное воспоминание после возвращения из системы Крауф – это белый больничный потолок, куча трубок, трубочек и проводков, и невыносимо противный писк аппаратов. Заплаканные глаза мамы, сидящей рядом с кроватью. Бледные, перепуганные лица сестер. И посеревший от горя отец.
Уже гораздо позже я узнала, что даже самая суперсовременная медицина иногда бывает бессильна. Я слишком поздно попала к медикам. Начавшийся перитонит едва не утянул меня на тот свет. Но опытные военные медики сумели все-таки спасти мне жизнь. Жизнь, но не здоровье. Виноватые глаза моего лечащего врача, когда он перед выпиской скороговоркой сообщил мне, что у меня никогда не будет своих детей, часто снятся мне
На сборы нам отвели катастрофически мало времени. Я прыгала на одной ноге, натягивая форменный комбинезон и одновременно лихорадочно рассылала уведомления о том, что намеченная на сегодня вечеринка по поводу успешного старта моей карьеры не состоится. То немногое, что могло мне понадобиться на задании из личных вещей, я уже давно покидала в тощий рюкзак.
На коммуникатор начали приходить сообщения, полные разочарованных стонов. Ради любопытства я ткнула пальцем в первое попавшееся, продолжая быстро плести тугую косу. Вьющиеся темно-каштановые пряди путались между собой, усложняя мне работу. «Надо было обрезать!» Раздраженная мысль мелькнула в голове и пропала. Потому что коммуникатор выстрелил голограмму взбешенного родителя. Коса выскользнула из ослабевших пальцев, когда я поняла, что открылось не сообщение, а входящий звонок.
– Энди, ты никуда не полетишь! – Яростный рык генерала армии Джона Мура заставил дрожать стены моей крохотной квартирки. – Как отец и как высший командный чин, я тебе запрещаю! Без тебя разберутся!
Столбняк, напавший на меня в первые секунды, развеялся. Я прищурилась и едко поинтересовалась:
– Хотите провалить самое ответственное задание, генерал Мур? И черт с ней, с Землей? Авось, захватчики всех не уничтожат!
От моих едких слов на папиных скулах заиграли желваки. Взгляд потяжелел. Я вздохнула:
– Прости, пап. Я тоже не горю желанием лететь к ильдаррцам в гости. Но кто же знал, что девчонка расколется именно сегодня, а названные ею коды будут действительны только двое земных суток? У нас совсем нет времени.
Папа шумно выдохнул и потер устало висок. Он всегда так делал, когда признавал свое поражение, свою беспомощность перед какими-то событиями.
– Энди-Энди! Зачем ты только поступила в эту проклятую академию? Сейчас бы уже была замужем и, может быть, порадовала бы наконец старика-отца внуком. А то твои сестры похоже пошли все в мать – только девчонок и могут рожать.
Я молча проглотила обиду. Когда я была еще ребенком, папа часто повторял, что мои старшие сестры разочаровали его, выбрав типично женские профессии. Старшая Джессика работала наставником в детском центре. Средняя Джули открыла собственный салон красоты. Я была поздним ребенком. Наверное, уже нечаянным. Но от этого не менее любимым. Папа безмерно меня баловал. И во всем мне потакал. Я была его любимицей. Наверное, именно это повлияло на выбор моей будущей профессии. Я безумно хотела быть как можно ближе к любимому папочке. И наивно вообразила, что если получу военную профессию и стану лучшей в своей области, то папуля будет мною гордится. И перестанет переживать по поводу того, что у него нет сына. Ведь девочки ничем не хуже, верно? И я ему это докажу!